Орхидея с каплей крови

Григорян обернулся, бросил на следователя вопрошающий взгляд, но тот только рукой махнул, иди, мол.

Присев на стул, с которого только что поднялась Залеская, Наполеонов представился:

– Я следователь, Александр Романович Наполеонов. Мне поручено вести это дело.

– Дело? – как-то странно повторила женщина дрогнувшим голосом и выронила из рук платок. Наполеонов проследил за ним взглядом, но поднимать не стал.

Вместо этого проговорил поспешно:

– Тише-тише, – схватил стоявший на столе стакан и налил в него из кувшина воду, – вот, выпейте.

– Не хочу, – покачала головой женщина, – я уже половину этого кувшина выпила, не могла отказать вашей сотруднице, – горькая усмешка искривила её полные губы. Поймав озабоченный взгляд следователя, она добавила: – Вы не бойтесь, истерики не будет.

– Я и не боюсь, – солгал он, хотя всегда боялся неуёмного плача свидетелей и родственников. Попросил тихо: – Представьтесь, пожалуйста.

– Я уже говорила вашим людям, – вздёрнула подбородок женщина, – что я Инна Сергеевна Соболева.

Наполеонову не понравилось ни выражение «вашим людям», ни тон, которым оно было произнесено, точно дамочка, как верно назвал её участковый, говорила о крепостных некоего барина. Они, конечно, люди служивые и где-то даже подневольные, но не крепостные же. Однако следователь умело скрыл своё недовольство и спросил сухо:

– У вас паспорт при себе?

– Зачем?

– Вы важный свидетель, и мне нужно опросить вас под протокол.

– Какой же я свидетель? – тихо вскрикнула она. – Я же ничего не видела! Иначе бы он и меня убил!

– Кто он?

– Откуда мне знать!

– Так паспорт у вас при себе? – напомнил следователь.

Она достала из сумочки, лежавшей здесь же на столе, паспорт и протянула ему.

– Спасибо, – ответил он и стал заполнять шапку протокола.

Она молча теребила свои холёные пальцы с ногтями, окрашенными в зелёный цвет.

Наполеонов старался не смотреть на них, его экстатически чуткая душа не принимала всех этих ультрасовременных оттенков. А с его впечатлительностью, с которой он боролся чуть ли не с самого детства, ему вполне могла ночью присниться кикимора, высовывающая руки с зелёными ногтями из болота. А над всей этой утопией для полноты картины блуждающие огоньки. Короче, ужас! Наполеонов поёжился и вернулся к реальности.

– Инна Сергеевна! Кем вы приходитесь Жанне Савельевне Гурьяновой?

– Подругой. Близкой подругой, – добавила она с нажимом в голосе.

– Давно вы с ней дружите?

– С института.

– Там и познакомились?

– Да! Где же ещё?!

«Мало ли имеется мест для знакомства», – подумал следователь и задал следующий вопрос:

– У Гурьяновой была семья?

Соболева посмотрела на него пустым взглядом и ничего не ответила.

– Жанна Савельевна жила одна? – решил подойти он с другого конца.

Женщина закусила губу, посмотрела куда-то мимо следователя, потом ответила, как бы через силу:

– Нет.

– С кем же она жила?

– С Владом.

– У Влада есть фамилия?

– Есть. Влад Анатольевич Шафардин.

– Шафардин был любимым человеком вашей подруги? – предположил Наполеонов.

– Можно сказать и так, – отозвалась она отстранённо.

– Они постоянно жили вместе?

– Чаще всего да.

– То есть?

– У Влада есть своя квартира. Иногда он ночевал там.

– Они часто ссорились?

– С чего вы взяли, что они вообще ссорились?! – искренне удивилась женщина.

– Тогда почему Шафардин уходил ночевать в свою квартиру?

– Это случалось очень редко!

– Ссоры?

– Да нет же! Ночёвки Влада у себя. Только когда кто-то из них был занят допоздна.

– А чем занимается Шафардин?

– Влад стриптизёр.

Наполеонов присвистнул про себя. Вслух он сказал:

– Всё понятно.

При этом он невольно вспомнил свою подругу Мирославу Волгину и подумал, что она-то уж точно обозвала бы его ханжой. А он не ханжа! А просто, как говорили раньше, «облико морале».

– Да ничего вам не понятно! – рассердилась Инна Сергеевна. – Влад танцует в приличном клубе.

– Ну да, – кивнул Наполеонов без особого энтузиазма.

– И там не происходит то, о чём вы думаете! – выкрикнула Соболева.

– Вы умеете читать мысли? – холодно поинтересовался он.

– К своим тридцати пяти годам я научилась это делать! – вырвалось у неё.

– Так чего же не происходит в клубе, в котором танцует Влад?

– Артисты этого клуба не оказывают горизонтальных услуг.

– А как же тогда Влад и ваша подруга?

– У них любовь.

«Я так и думал, что это так теперь называется», – подумал про себя Наполеонов, а вслух спросил:

– Познакомились они в клубе?

– Да! Но я ещё раз повторяю вам, что это ничего не значит!

– Не надо повторять, я понятливый, всё улавливаю с первого раза, – не без иронии проговорил он.

Она презрительно фыркнула.

– Как называется клуб?

– «Ромео».

– Без Джульетты?

– Просто Ромео!

– Хорошо, пусть будет просто Ромео. – Неожиданно для Инны Сергеевны следователь переменил тему: – Как ваша подруга относилась к орхидеям?

Глаза Соболевой округлились от удивления, но она ответила:

– Жанна их обожала!

– Влад Шафардин часто ей их дарил?

– Да. Но почему вы об этом спрашиваете?

Следователь догадался, что Инна Сергеевна не видела, вернее, не заметила поломанной орхидеи возле трупа своей подруги, поэтому он ответил уклончиво:

– Просто пытаюсь понять…

– Что понять?