Читаем Орленев полностью

полагают, что ничего из этой затеи не получилось бы, потому что

Чехов был тесно связан с эстетикой Художественного театра,

а Орленев и Комиссаржевская (которой он тоже обещал написать

пьесу) представляли другое направление в русском театре, по¬

строенное на свободном проявлении индивидуальной художест¬

венной воли актера. Так ли это? Можно допустить, что Чехов,

восхищаясь ансамблем Художественного театра, исключающим

возможность всякой случайности, в то же время дорожил тем

элементом неожиданности и риска, который был в игре великих

русских гастролеров. Во всяком случае, в ту свою последнюю

весну пьесу для Орленева он хотел написать, и называться она

должна была Орленев. Никаких других подробностей на этот счет

мы нс знаем.

В молодости Орленева звезды мирового театра часто приез¬

жали в Россию, и он видел Дузе, Сальвини, Баттистини и многих

других знаменитых трагиков и певцов конца века. Поток с Запада

на Восток был мощный и непрерывный. А кто на его памяти ез¬

дил из России в Европу? Однажды Савина с группой актеров

Александрийского театра — в Прагу и Берлин. До того, еще

в восьмидесятые годы, его партнерша по «Привидениям» Горева

тоже ездила в Берлин. Больше никого назвать он не мог. Когда-то,

в свой первый вологодский сезон, он прочитал в «Ниве» заметку

о гастролях русской оперной актрисы Н. В. Булычевой в Рио-де-

Жанейро. Журнал описывал, как во втором акте «Аиды», постав¬

ленной в ее бенефис, в сцене освобождения невольников русская

гостья, прервав действие оперы, «при шумных восторженных ап¬

лодисментах публики» вручила пяти неграм-рабам, находившимся

среди актеров, «формальный акт о выкупе из рабства» 1 (рабство

в Бразилии существовало до 1888 года). Заметка более чем эф¬

фектная, хотя из ее содержания неясно — то ли Булычева выку¬

пила рабов на свои гонорары, то ли какой-то бразильский филант¬

роп поручил ей эту высокую миссию. Как бы там ни было,

на семнадцатилетнего Орленева, еще недавно пытавшегося бежать

к индейцам в пампу Южной Америки, эта фантастическая исто¬

рия с участием русской актрисы произвела большое впечатление.

Он не забыл о ней и теперь. Конечно, в зрелые годы его интерес

к такой экзотике заметно убавился, но для задуманной им боль¬

шой поездки в Европу и Америку нужен был дух романтики и

пионерства.

И. П. Вронский в неопубликованных воспоминаниях (в сущно¬

сти, целой книге), посвященных заграничным гастролям русской

труппы, пишет, что, «оглядываясь на далекое прошлое», он не пе¬

рестает удивляться «необычной предприимчивости» Орленева,

«упрямой настойчивости этого бесшабашного человека», органи¬

зовавшего первую в истории нашего театра «поездку небольшой

группы актеров в Новый Свет» 2. Бесшабашность в этом случае

надо понимать нс как легкомыслие и беспечность, а как отчаян¬

ный риск при трезвой оценке трудности задачи. Точно так же

предприимчивость Орленева не была похожа па практицизм де¬

лового человека, он был и в тридцать шесть лет фантазер, и

планы его часто оказывались несбыточными, но их дерзость от

того не убывала. И эта стойкость приносила плоды. Сколько но¬

вого в истории русского театра связано с его именем! И он пер¬

вый со своей труппой поехал в Америку!

В воспоминаниях Вронского, на которые мы будем в этой

главе часто ссылаться, приводится такой диалог. Орленев гово¬

рит, что давно обдумывал и теперь окончательно решил отпра¬

виться вместе с труппой в турне по Америке. Вронский: А где

достать деньги на поездку? И потом... русские актеры там ни¬

когда не бывали. Знакомства у нас нет никакого и при безде¬

нежье можно здорово сесть в лужу. Орленев: Деньги достанем,

деньги непременно придут, вот увидишь, а зато в Америке мы бу¬

дем первыми... пробьем дорогу другим нашим актерам, будем

пионерами!

Помимо романтики риска и открытия заграничная поездка

привлекала Орленева при всей чистоте его идеализма и матери¬

альными благами; если американские гастроли пройдут успешно,

потом, вернувшись в Россию, хоть на какое-то время он станет

человеком независимым и будет играть то, что ему хочется и что

ему интересно («Нажить большие капиталы и с ними начать

строить нечто чудесное»). Был у этих гастролей и чисто ху¬

дожественный мотив: ведь язык искусства интернационален, и

разве не найдут его роли с их нравственной драмой, подымаю¬

щейся до вершин Достоевского, отклика у просвещенных зрите¬

лей на Западе?

Начались сборы: какие пьесы взять, как скомплектовать

труппу, где достать деньги, какой выбрать путь, с какими оста¬

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное