Орлята

Перед замаскированной зеленым шатром молодых елей землянкой стоял стройный офицер с красивым, чуть продолговатым лицом. Очевидно, он много работал в помещении и вышел подышать на вольный воздух. Легкий ветерок пошевеливал кудри на его крутом лбу.

Обрывки туч закрыли солнце. Но вот они пронеслись, и солнечные лучи заиграли на орденах и посеребренных ножках кинжала.

Неподалеку послышался возглас:

— Эй, доктор, ходи сюда!

Старший лейтенант Осадчий обернулся на голос. У пирамиды из еловых веток стоял с разобранным автоматом в руке коренастый ефрейтор Галяви Джаббаров. Он окликал проходившего мимо санитара Василия Березина.

Джаббаров попал в разведку совсем недавно. Вернее, он сам пришел к Сидорову, попросился в разведчики.

После второго, более громкого оклика Березин остановился.

— Что-то меня бросает то в жар, то в холод, — Говоря это, Джаббаров, зажмурив один глаз, продолжал рассматривать на солнце ствол автомата. — Кажется, температура поднялась.

— Дай-ка руку, — сказал большелобый, с покатыми плечами Березин.

Он сосчитал пульс и погрозил пальцем:

— Балабон.

Джаббаров рассмеялся:

— Ой, Березин, неужели твое сердце обросло мохом, как у заграничного капиталиста? Почему не скажешь солдату теплого слова?

— Я тебе не девушка говорить теплые слова. Занимайся своим делом, балабон.

— Ладно уж, не сердись. Когда баня будет?

— Через два дня.

Молчаливый и несколько резковатый санитар Березин по характеру был прямой противоположностью Джаббарову. На его широком рябом лице редко появлялась улыбка, а желтоватые прищуренные глаза смотрели угрюмо. Березин был любитель читать книги, газеты, но юмора не терпел. Даже фронтовой раешник его раздражал: «Фома Смыслов — мужик ничего, только языком много молотит». Солдат он был исключительно выносливый. Не было случая, чтобы этот большой отваги, сердечный человек не вытащил раненого разведчика из-под огня или оставил кого из них во время далеких заходов в тыл противника. Приходилось и по десятку километров тащить на себе раненых через болота и топи, но когда обезумевший от боли солдат умолял: «Застрели лучше, Вася!» — Березин ворчливо успокаивал: «Успеешь еще помереть, балабон!»

За пирамидой из еловых веток Березина остановил молодой лейтенант:

— Товарищ младший сержант, где командир разведки?

— Вон… — сухо начал Березин, указывая в сторону землянки, и вдруг открыл рот, точно ему не хватило воздуха.

— Здорово, Березин. Не узнал?

— Старшина… Товарищ лейтенант Урманов, ты ли это? — Березин долго тряс руку Урманова.

С его широкого лица исчезла угрюмость.

— Не забыл нас? Откуда? Как здоровье? Уж дай пойду обрадую младшего лейтенанта Верещагина. Больно он скучал по тебе.

— Ну-ну, иди, — приветливо улыбнулся Урманов.

Майор Сидоров уже успел по телефону известить Осадчего. Они представились друг другу. Осадчий принял Урманова очень радушно.

В землянке было светло и просторно. Стены и потолок облицованы белыми дранками. Осадчий рассказывал о разведчиках, когда шаткая дверь распахнулась настежь и на пороге вырос огромный Верещагин.

— Братишка! — крикнул он громовым голосом и схватил Урманова в охапку.

Осадчий дружелюбно наблюдал за встречей не помнящих себя от радости друзей.

— Товарищ старший лейтенант, вы простите уж нас, — повернулся Верещагин к Осадчему. — Мы с ним еще на подводной лодке плавали.

Узнав, что Урманов назначен командиром подразделения, Верещагин еще больше обрадовался:

— Значит, опять вместе? Хорошо.

Осадчий послал ординарца с приказом выстроить разведчиков тут же, перед землянкой.

— Смирно! Равнение направо! — скомандовал старший сержант с короткими рыжеватыми усами — вся грудь у него была в орденах — и побежал к приближающимся офицерам, — Товарищ старший лейтенант, разведчики выстроены по вашему приказанию. Докладывает старший сержант Шумилин.

— Вольно.

Шумилин повторил ясным, звонким голосом:

— Воль-но!

Осадчий представил Урманоза бойцам, коротко рассказав о нем, — кроме Виктора Шумилина и санитара Березина, народ был все новый.

Правофланговый Шумилин не сводил горячих глаз с Урманова, пока тот стоял рядом со старшим лейтенантом. И когда они пошли к строю, чтобы познакомиться с каждым разведчиком в отдельности, Шумилину неудержимо захотелось выбежать навстречу и расцеловать друга. Но то, что он был в строю, и то, что Галим Урманов уже стал его командиром, связывало его. Мелькнуло сомнение: «Может, ему будет неудобно?.. Ведь он уже офицер…»

По манере держать себя перед строем — Урманов стоял свободно, немного ослабив левую ногу и заложив руки назад, — и по тому, как он вглядывался в лицо каждого бойца, Шумилин понял, что Галим уже не тот старшина, с которым они расстались более года назад на волховской земле. Но когда Урманов подошел ближе и Шумилин увидел его по-прежнему пытливые глаза, он сразу почувствовал, что Урманов не забыл дружбы. Они крепко пожали друг другу руки.

Прошло порядочно времени, прежде чем Урманов принял подразделение, познакомился с людьми.