Орлята

Над высотой показался фашистский самолет, через несколько минут на ней стали рваться снаряды. Очевидно, огонь артиллерии финны корректировали с самолета.

Высоту окутало черным густым дымом. Вздымались столбы земли, с треском и гулом взлетали и падали сосны. Когда артиллерия смолкла, на высоте сначала не заметно было никакого движения. Но вот немного спу стя в одном месте зашевелилась земля. Поднялась большая спина Верещагина. Он встал и, выплюнув изо рта набившийся песок, хрипло крикнул:

— Есть живые?

Рядом с ним начал подниматься еще один холмик. Это был Ильяс Акбулатов. Верещагин помог ему выкарабкаться из-под земли и камней.

Остальные не поднялись. На этот раз атакующих финнов встретили только два автомата. Потом смолкли и они…

8

В день операции Галима Мунира уезжала на всеармейское совещание медработников. А когда она под вечер вернулась к себе, Лиза невзначай рассказала ей, что Александр Юрьевич сделал операцию молодому лейтенанту и что главврач высказал сомнение: как бы не пришлось ампутировать руку. Лизе было невдомек, что она сообщила Мунире очень тяжелую для нее весть.

— Как фамилия раненого? — спросила Мунира, ничего не подозревая.

— Не запомнила… Чудная фамилия… Хотите, я сейчас узнаю…

Лиза и разговаривала по-детски торопливо, и в походке ее было что-то детское — она словно летала, широко помахивая руками и с утра до вечера мурлыча свой любимый «Синий платочек». Что-то в этой юной девушке напоминало Лялю, — может, поэтому она пришлась Мунире по душе с первого же дня.

— Урманов, Мария Мансуровна, — беззаботно на бегу сообщила Лиза.

— Урманов?..

Мунира пошатнулась, закрыв одной рукой глаза, а другой ища опоры.

— Ой, что это вы, Мария Мансуровна? — обняла ее Лиза.

— Где он лежит? Проводи меня к нему, Лиза.

В длинной землянке, скупо освещенной маленькими окнами, Лиза показала на ближнюю койку.

— Вот, — и остановилась, приложив палец к губам.

Мунира, всматриваясь в лицо Галима, словно в забытьи шептала:

— Галим… Галим…

Но Урманов крепко спал.

Обойдя больных, она снова поспешила к Галиму. Он все еще спал, тихонько постанывая во сне. Мунира присела у койки, всматриваясь в его осунувшееся лицо. Здесь, здесь ее любимый…

Она нежно коснулась рукой волос Галима. Он наконец открыл глаза.

— Разве можно так долго спать, Галим! — сказала Мунира с шутливым упреком. — Как ты себя чувствуешь?

Галим смотрел, словно не узнавая ее. Все в этом родном облике напоминало ту самую Муниру, с которой он любовался рассветом над Кабаном. Однако острый взгляд Галима с болью заметил морщинки у глаз и висков, заметил и шрам на подбородке. Сердце его забилось сильнее, и по телу пробежала горячая волна. Он поднялся и, потянувшись к ней здоровой рукой, воскликнул:

— Мунира!

Мунира, взяв его за плечи, мягко уложила на подушку.

— Галим, не волнуйся, нельзя…

Но он уже крепко держал ее за руку.

— Как я боялся, что не встречу тебя…

Мунира поправила волосы, упавшие ему на лоб.

— Мне тоже иногда так казалось. Но я все-таки надеялась, что мы встретимся.

— Ты очень изменилась, Мунира.

— Да, волосы… Их сняли в госпитале. Я два дня плакала, когда пришла в себя. Но они скоро вырастут.

— Нет, не о волосах…

— О шраме? — краснея, спросила Мунира.

Галим покачал головой.

Тогда Мунира наклонилась ближе и прошептала так, чтобы услышал только он:

— Для тебя я нисколько не изменилась.

Галим поднес ее руку к губам и так же тихо шепнул:

— Дорогая моя…

В двух этих словах заключалось все: и тоска, жившая в нем все четыре года, и любовь, и радость встречи.

— Я верила в наше счастье, — сказала Мунира, гладя его горячий лоб.

Галим не отрываясь наблюдал за Мунирой, когда она обходила больных. Ему было приятно видеть, как она ласково относится к раненым бойцам, как внимательно выслушивает их жалобы. Он находил нескончаемую прелесть в ее улыбке, в каждом движении.

Мунира опять сидела у койки Галима, а он, не отрывая от нее горящих лихорадочным огнем глаз, говорил что-то нежное, когда в палату вбежала, нет, влетела, как мотылек, Лиза.

— Мария Мансуровна, вас просят два бойца.

— Кто такие?

— Не знаю, стоят у входа.

Мунира еще раз с любовью взглянула на Галима и пошла к двери.

— Мунира, если случайно они ко мне, пусти, очень прошу, — сказал он.

Бойцы пришли действительно к Урманову.

— Разрешите узнать о состоянии здоровья лейтенанта Урманова, товарищ военврач, — сказал один из них, не скрывая тревоги. — Я его боец, парторг Шумилин. А это Березин — наш санитар.

— Не волнуйтесь, товарищи. Здоровье лейтенанта Урманова улучшается, — сказала Мунира.

— Вчера нас напугали, будто у него началось заражение крови. Значит, ему лучше, товарищ военврач? — облегченно вздохнул Березин.

— А вы не отправите его в тыл? — добавил Шумилин.

— Нет, нет, скоро снова будет у вас.

— Вот за это большое спасибо, товарищ военврач. Можно повидаться-то с ним? Мы тут блинчиков привезли. Наш повар специально стряпал.

Мунира улыбнулась.

— Он здесь не голодает. Можно было бы и без блинчиков. Ну, проходите, только на десять минут.

Пока их вели в землянку, Шумилин даже успел шепнуть Березину:

— Вот какие бывают ласковые медработники, а ты у нас как медведь.