Орлята

Трудно быть спокойным солдату в такую минуту, когда нестерпимо хочется нажать на спусковой крючок. Но командир неумолим. Он собрал в кулак всю свою волю и молчит до поры до времени. Урманов подпустил финнов на расстояние броска гранаты и только тогда приказал открыть огонь…

К вечеру вся дивизия продвинулась за Свирь. Окруженные финны были смяты. Передовой полк майора Ростова прорвался ко второй линии финнов и, выбив их в рукопашном бою, закрепился на новых позициях.

Когда солнце закатными лучами обагрило изуродованные артиллерийским огнем деревья, автоматчики повели первую партию пленных.

Галяви Джаббаров, в пилотке набекрень, крикнул из траншеи:

— Эй, почетный караул! Есть у вас носовые платки? Чувствуете каким заграничным ароматом несет от этих вояк?

Бой утих. Урманов оставил за себя Шумилина и пошел разыскивать старшего лейтенанта. Осадчий был в другой группе, которая действовала правее Урманова, но найти командира было не так-то просто. Помогла случайность — они наткнулись друг на друга у развороченного бронеколпака.

— Разве не видел моих связных? — спросил Осадчий.

— Нет, не видел.

Осадчий выслушал рапорт Урманова.

— У тебя удачно. А в первой потери большие. Сна ряд угодил прямо в лодку, — проговорил Осадчий, раскуривая трубку. Они помолчали. — За плацдарм мы крепко зацепились, — продолжал Осадчий. — Сейчас наша задача — преследовать противника, не отрываясь от него, наступать ему на пятки. По местным условиям нельзя действовать большими силами. Переходим к операциям с мелкими подразделениями. Это указание генерала.

Урманов вернулся к своим разведчикам. Старшина принес горячий обед, и бойцы с веселыми шутками окружили его.

Настала короткая ночь. Но разведчикам Урманова было не до сна. Они изучали каждый шаг противника перед третьей линией его обороны, Галим, укрывшись за камнем, просматривал в бинокль финские позиции. Там было большое оживление. Вероятно, готовились к контратаке. Урманов написал донесение и послал в штаб, потом снова принялся за наблюдение. Несмотря на усталость, он чузствовал огромный приток душевных сил. Он был еще не в состоянии обобщать и анализировать свои сегодняшние действия — слишком все еще свежо, — но уяснил себе одно: что совершил важный шаг, что переправа через Свирь была для него не обычным форсированием обычной реки, а стала важным этапом в его фронтовой жизни. Может быть, впервые он действовал по-настоящему, как подобает командиру. Урманов знал, что у него были промахи от неопытности, от горячности. Но теперь у него появилась внутренняя уверенность, что он сумеет командовать со всей ответственностью. Как пригодилась ему та наука, которую он получил от Сидорова после «Шайтаики»! Радовался Урманов и за своих разведчиков. Они действовали хорошо. Этот Дудин, за которого Галим опасался вначале, оказался молодцом. Джаббаров тоже… А каков связист Шагиев! На виду у всех смертей обеспечил связь!..

Галим подумал о Мунире.

Наверно, она еще не перешла Свирь. Завтра, может быть, послезавтра и она будет на этой стороне. Сейчас и у ней дел много. Галим еще и еще раз перечитал ее записку и закрыл глаза…

Утром стало известно, что войска Ленинградского фронта штурмом овладели Выборгом. Бойцы поздравляли друг друга с повой победой.

В этот и в последующие дни батальоны беспрерывно продвигались, воюя в узких межозерьях, среди речушек, на деревенских улицах, в лесных чащобах.

После полудня, совершив обходной маневр, подразделения дивизии заняли деревню на косогоре. Натиск их был так стремителен, что финны не успели даже уничтожить деревню, заранее подготовленную ими к сожжению. Урманов получил приказ остановиться в этой деревне на отдых. Разведчики не спали в течение четырех суток. Обросшие, в выгоревших, пропыленных гимнастерках и пилотках, они едва держались на ногах.

— Перед тем как лечь спать, вымыться и побриться! — распорядился Урманов. — А го на чертей стали похожи.

Вскоре берега речки, бежавшей на окраине деревни, огласились восклицаниями купающихся бойцов.

— Эх и спасибо нашему лейтенанту! — сказал Дудин, намыливая себе голову. — Завтра или послезавтра будем в моей деревне. А с такой физиономией а родимая мать не узнала бы.

— Ух, хорошо! — наслаждался Джаббаров, барахтаясь в воде, — Эй, кто здесь водных дел мастер? Каким это я стилем плаваю — кроликовым или баттыфинлайским?

— Собачьим! — захохотал Гречуха, вынырнув прямо под его носом.

— Уйди ты, сухопутная тамбовская душа! — оттолкнул его Джаббаров. — Что ты понимаешь в международном спортивном стиле? Держись где помельче, не то утонешь, а сержанту за тебя отвечать придется.

Касаткин, студент-филолог, не мог оставаться равнодушным, когда Джаббаров коверкал слова. Он учил его правильному произношению. Джаббаров слушал внимательно, когда шел разговор о русских словах. Но его куда труднее было переубедить, когда дело касалось слов иностранных, И сейчас Касаткин попытался объяснить ему, что ни кроликового, ни баттыфинлайского стиля вообше не существует.