Орлята

Лодка Урманова натолкнулась на такой неразрушенный участок. Не найдя прохода, Урманов приказал взорвать проволоку гранатами. В воду полетели гранаты. Но безрезультатно. Оставаться и искать невидимый под водой проход, направляя лодку вдоль реки, было бы явно опрометчиво, потому что ежеминутно финны могли перенести сюда огонь своих минометов. Задние лодки тоже приближались. Урманов, став на корму, взмахами руки и голосом дал им сигнал:

— Делать, как я! — и прыгнул в воду за проволоку. Коснувшись ногами дна, он оттолкнулся со всей силой, чтобы выбраться наверх. Но что-то не пускало его. Он смотрел во все глаза, пытаясь узнать, что с ним случилось. На миг он зажмурился от невольно охватившего его ужаса: он понял, что зацепился за колючую проволоку.

Это короткая и бесшумная борьба далась Галиму много труднее, чем иная атака на открытой местности. У Галима не было времени для долгих размышлений, жизнь могла спасти лишь мгновенная находчивость. И Галим не растерялся. Он выхватил из-за пояса острый, как бритва, кинжал и провел им по туго натянутому маскхалату в том месте, где его держала проволока. Вырвавшись из железных когтей, Галим пробкой вылетел на поверхность. Несколько секунд он озирался по сторонам, с трудом разбираясь в окружающем. Когда к нему вернулась ясность мысли, он разглядел впереди, сквозь дымовую завесу, которую ветер нес к берегу, Шумилина, плывшего с автоматом над головой. Шагах в десяти позади плыли Дудин и Шагиев с телефонным аппаратом на голове. «Молодец, аппарат не бросил!» — мелькнуло в голове Урманова.

Их лодку, вероятно, унесло течением или разбило миной. Другие лодки взяли правее и левее.

«Бойцы рассыпаются. Скорее на берег!» — подумал Галим и сильными взмахами поплыл к берегу. До берега уже было совсем близко, но вдруг, словно тяжелые дождевые капли, зашлепали пули. Урманов всмотрелся и в разрывах черного дыма на крутом берегу увидел короткие красноватые языки пламени, выбивавшиеся словно из-под земли. «Наверно, там дзот, — соображал Урманов. — Но странно, что пули из дзота залетают сюда с крутого берега. Ведь здесь уже мертвое пространство». Прислушавшись, Урманов по звуку определил, что в дзоте крупнокалиберный пулемет, а по направлению пламени решил, что противник сосредоточил огонь по флангу переправляющихся подразделений.

«Немедленно блокировать, не ожидая саперов», — решил Урманов и еще быстрее поплыл к берегу.

На берег они вышли одновременно с Шумилиным. Парторг воткнул в развороченную землю красный флажок, побежал вперед и лег под крутым яром. А маленький красный флажок на этом дымном, содрогающемся, ревущем берегу трепетал как символ победы. Он извещал, что советские люди уже здесь и не уйдут отсюда. Вскоре такие флажки замелькали справа и слева. Свирь форсировали одновременно во многих местах от Онежского озера до Ладожского. Вся поверхность кипящей, вздымающейся, словно готовой выскочить из берегов, реки была покрыта переправляющимися лодками, плотами, паромами. Вслед за разведчиками, уже достигшими северного берега, устремились автомашины-амфибии с десантом автоматчиков, минометчиков и саперов — они вели огонь с ходу из пулеметов и автоматов. В воду ринулись плоские, как коробки, плавающие танки, также с десантом на броне. С южного берега, поддерживая переправляющихся огнем, беспрерывно били орудия прямой наводки и тяжелые самоходные установки. На мощных плотах и понтонных лодках плыли орудия полковой и батальонной артиллерии.

Финны вели ожесточенный огонь из глубины своей обороны. Разрывы снарядов выбрасывали высоко вверх водяные столбы, ослепительно сверкавшие брызгами на солнце.

И над всем этим стоял неумолчный гул боя. А на берегу трепетали первые красные, воодушевляющие бойцов флажки.

Обернувшись назад, Урманов несколько секунд наблюдал, как с того берега отделяются все новые и новые лодки, плоты, паромы с пехотой и артиллерией, амфибии и плавучие танки, и, восхищенный мощью переправы, радостно подумал: «Вся Советская страна двинулась. Попробуй останови нас! Мы уже за Свирью!» Он махнул рукой Дудину и Шагиеву, чтобы они скорее пробивались к нему. Шумилину он приказал бить по амбразуре дзота.

Дудин и Шагиев, пригнувшись, легли в воронку рядом с Урмановым. По ним застрочил финский автоматчик, взбивая пыль. Вдруг Шагиев вскрикнул. Но никто не услышал его, хотя все были рядом. Он схватил здоровой рукой локоть раненой руки и быстро пошевелил пальцами: не перебиты ли жилы, цела ли кость? Ни кость, ни жилы небыли повреждены.

— Дудин, уничтожь автоматчика, — приказал Урманов и взял трубку из окровавленных рук связиста. — «.Москва»! «Москва»! — кричал он во весь голос. — «Москва», слышите меня?.. Кто это? Докладывает Урманов… Да, да. Зацепился… Держусь… Слышите?.. У самого берета дзот… Нод водой проволока… Не везде разрушена… Саперы начали очищать… Дзот блокирую… Есть. Есть непрерывно наблюдать за противником и идти вперед…

Пока Урманов разговаривал по телефону, еще две лодки прибились к берегу: саперы тотчас же прыгнули в воду и начали резать проволоку.