Орлята

— Начальник политотдела. Спрашивает о вас — дошли ли. Сказал, чтобы вы вернулись сегодня же.

— Хорошо. А сейчас — за дело. Расскажите о самом отважном вашем бойце.

— У нас, правда, трусов нет. Все же, к примеру, можно сказать о комсорге Семене Лаврове.

— Лавров — хороший пулеметчик, — вставил Тимофеич, все не отходя от амбразуры.

— Вчера, или нет, позавчера, кажется, было эго. Немцы пошли в атаку. И в самый жаркий момент пулемет Лаврова замолк. Повреждение. Немцы уже к самой траншее лезут. Лавров кричит своему помощнику: «Гранатами!» А сам тут же под пулями разобрал и собрал замок пулемета. И от его огня, поверите, ни один гитлеровец не ушел отсюда живым.

— Где сейчас Лавров?

— Ранен. Раз ранили — не ушел. Второй раз ранили — не ушел. Когда ранили в третий раз, я его насильно отправил. Боевой парень.

В углу вдруг загремели пустые консервные банки. Комаров в ту же секунду выскочил из блиндажа. Повскакали лежавшие на нарах бойцы. Один из них встал около Тимофеича, и пулемет сразу заработал.

Чтобы не пропустить ночной бой, Наиль вышел из блиндажа. Повсюду слышались выстрелы. Во тьме ночи мелькали зеленые и красные линии трассирующих пуль. При свете ракет они исчезали, потом опять появлялись. Где-то недалеко с воем разорвалась мина.

Наиль хотел пробраться по траншее вперед, но его остановили:

— Туда нельзя.

Всокре все затихло. Откуда-то появился Комаров.

— Пока отогнали, — как бы невзначай обронил Комаров, обращаясь к Яруллину.

В блиндаже Комаров по телефону доложил о случившемся в штаб.

— Немного нам помешали, — сказал Комаров, подсаживаясь к корреспонденту. — На чем мы остановились? Насчет комсорга… Я просил комбата представить его к ордену Красного Знамени.

— А что сейчас случилось?

— Немецкая разведка… Человек пятнадцать.

Комарова прервали те же консервные банки. Младший лейтенант мгновенно выскочил наружу.

Так продолжалось всю ночь, и они не смогли поговорить как следует. Начало светать.

— Вы теперь не сможете вернуться до самой темноты, — объявил Комаров все с той же негаснущей горячностью. — Эх и попадет же мне за это от полковника!

— Ладно, всю вину беру на себя, — заверил его Наиль. — Я останусь на день с вашими бойцами.

— Что ж, тогда отдохнем немного. Днем у нас пошумнее.

Он залез на нары, улегся поудобнее и, не раздеваясь, сразу уснул.

— Он больше двух часов в сутки не отдыхает, и го не всегда удается, — сказал Тимофеич, словно желая смягчить впечатление от того, что командир спит.

Только теперь Наиль разглядел лицо Тимофеича, Был он прямоносый, бровастый, с добрыми синими глазами и по-буденновски закрученными пышными усами. Его сменил боец, и Тимофеич отошел от амбразуры.

— Кем вы были до войны, Тимофеич? — спросил Наиль.

— Я алтайский хлебороб. Слышали, верно, про пшеницу «элиту»? Возьмешь в горсть — такая крупная, тяжелая, шуршит, как шелк. Ну, и труда в нее немало вкладывать приходится. Сначала собираем самые лучшие колосья с семенных участков. Зернышки каждого колоска кладем в особый пакет, а на другой год сеем их по отдельности. Потом из этих опять выделяем отборное зерно и снова сеем. Вот и получается эта самая «элита»… Простите, товарищ лейтенант… вспомнил я про свой колхоз, да и разболтался некстати. Ну, да и то сказать, не вечно война будет, вернемся еще к своим полям…

Тимофеич взял котелок.

— Принесу воды. Вы отдыхайте, товарищ лейтенант.

Он на четвереньках выполз из блиндажа. Наиль лег рядом с Комаровым. Командир легендарного редута спал, посапывая носом, как ребенок. Наиль долго не мог заснуть. Вспомнилась последняя встреча с Хаджар в Казани, перед отъездом на фронт. Они любовались вдвоем с горы Ленинского сада родным городом ночью… Им казалось тогда, что они вечно будут вместе. И вот ее нет…

Наиль проснулся от ужасного грохота. Комарова в блиндаже не было. Наиль выбрался наружу. На повороте траншеи боец словно прилип к ручному пулемету.

— Как дела, товарищ ефрейтор?

— Встречаем «гостей». Вон ползут из-за кустов.

Как ни всматривался в ту сторону Наиль, он, кроме обглоданного пулеметным огнем кустарника, ничего не увидел.

А пулеметчик уже стрелял в том направлении короткими очередями. К нему присоединился станковый пулемет Тимофеича.

Из кустарника поднялись немецкие автоматчики. Истошно крича и треща автоматами, они бежали к траншее.

Вдруг ефрейтор мягко свалился на дно траншеи.

Наиль схватил смолкший было пулемет и в упор дал длинную очередь по группе немцев, приблизившихся почти вплотную к траншее.

…Из боевого охранения Яруллин ушел уже ночью. Через несколько дней в армейской газете появился его большой очерк «Редут бессмертных». Его читали в траншеях, блиндажах, на артиллерийских позициях и в медсанбатах. С особенной радостью встретили его бойцы Комарова.

2

Товарищи по редакции, как могли, утешали Наиля Яруллина. Наилю было трудно слушать их. Не в силах перебороть себя, он часто видел Хаджар во сне, стонал как больной, просыпался весь в поту.