Орлята

Причалили несколько правее поста. Первой вышла на берег группа захвата и залегла в прибрежных камнях. Только саперы поползли вперед. Они проделали проход в минном поле, перерезали спираль Бруно, растащили рогатки. Когда путь был свободен, Верещагин повернулся к товарищам и махнул рукой. Бесшумно, как ящерицы, двигались они вперед, до крови обдирая руки и колени об острые камни, но не чувствуя в этот момент никакой боли.

Вскоре они достигли траншеи. Двигаться по ней к посту Верещагин счел невыгодным. Появление большой группы людей в траншее переднего края могло вызвать у немецких часовых подозрение. Их могли легко обнаружить. Поэтому Верещагин решил углубиться в расположение противника и подойти к объекту поиска с тыла, по ведущей к нему траншее. Свое решение он объяснил товарищам лишь на пальцах, однако разведчики умели прекрасно изъясняться на этом языке.

Зайдя метров на двести пятьдесят в тыл, свернули в сторону, потом спрыгнули в траншею. Несколько секунд они стояли, тесно прижавшись друг к другу, — четыре разведчика в логове врага. Верещагин посмотрел в глаза товарищей. Он верил своим боевым друзьям, как самому себе. Еще год назад Урманов, с точки зрения бывалого моряка, был совсем зеленым юнгой, теперь он уже, как молодой орел, расправляет крылья. В полосатом маскхалате, сжав автомат, он стоит рядом с Верещагиным и смело смотрит вперед. Плечом к плечу с ними Ломидзе и Шумилин.

Верещагин кивнул головой. Разведчики осторожно, но в рост пошли по траншее. Часовые, уверенные в своей безопасности, вели себя весьма беспечно. Один из них куда-то ушел с поста, другой был на месте, но без оружия. Автоматы их лежали на бруствере метрах в десяти от поста. Прихватив по дороге автоматы, разведчики осторожно подошли к часовому. Гитлеровец, увидав их, разинул было рот, но от испуга онемел. Сдался он без сопротивления.

Разведчики бесшумно вернулись к лодкам и дали условный сигнал ракетой. Артиллерия тут же открыла предупредительный огонь по дзотам и пулеметным точкам противника. Без единого выстрела с вражеской стороны вернулись разведчики в свое расположение.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

Когда Мунира, закрыв руками лицо, старалась вспомнить, как для нее началась война, перед ее глазами вставал теплый солнечный день в старом тенистом парке Казани. Сюда собралась молодежь со всего города на спортивный праздник. Мунира и Таня пришли со студентками медицинского института, Хаджар — со спортивным коллективом химико-технологического института, Ляля — с театральной школой, Надя — с педагогическим институтом, Хафиз — с университетом. Все они были в белых с голубой каймой спортивных костюмах, ловкие, красивые, оживленные. В этот день был назначен комсомольско-профсоюзный кросс. Парк звенел от песен и молодого смеха. Только что дали старт на пятьсот метров девушкам. Вперед сразу вырвалась Надя Егорова, все остальные некоторое время бежали кучкой, но ко второму кругу сильно растянулись. За Надей, шагах в десяти, бежала девушка с русыми, коротко подстриженными волосами, за ней Таня и Мунира, Почти у финиша догнала их Ляля.

Радостно возбужденные, взволнованные успехом, прохаживались подруги, чтобы остыть и отдышаться после бега, по аллеям парка и вспоминали о недавних, экзаменах. Трудности, конечно, были забыты, приходило на память только смешное. Над парком, сливаясь с резвым шелестом листвы, плыла радостная и, казалось им, призывающая к трудовым подвигам и творчеству музыка. Впереди ничто не пугало. Будущее было ясно, как июньское безоблачное небо этого дня. Вдруг музыка оборвалась, и народ хлынул к центру парка, к репродукторам.

Девушки не застали начали выступления и, хотя не совсем еще понимали смысл услышанных слов, почувствовали большую тревогу. Потом они поняли все: война!

Фашисты напали на нашу страну, бомбят наши мирные города и села!.. Девушки широко открытыми глазами, в которых отражалась и любовь к родине, и боль за нее, посмотрели друг на друга, потом по сторонам: в аллеях было бело от праздничных костюмов. Прозрачный воздух, листва деревьев, 'казалось, еще хранили отзвуки праздничной музыки, веселых песен и смеха.

Глаза девушек снова устремились на репродуктор. Не ослышались ли они?.. Нет, не ослышались. Над родиной нависла черная туча фашистского нашествия. И девушки почувствовали, как из самой глубины сердца медленно поднимается новое, жгучее чувство ненависти к врагам, осмелившимся ворваться в их светлую жизнь, нарушить ее мирное течение. Постепенно это чувство усиливалось, оттесняя все другие-, и наконец завладело ими целиком.