Орлята

Из областного комитета Хаджар вышла словно в тумане и даже не застегнула пальто, несмотря на январскую стужу. Не заходя домой, Хаджар пошла в институт. Она уже закончила там все свои дела и, простившись с однокурсниками и преподавателями, торопилась в госпиталь, когда в полутемном вестибюле ее остановил военный Девушка не верила своим глазам. Бывают же такие совпадения — Наиль! Сердце ее застучало так сильно, что казалось, его глухие удары отдались в ушах. И застенчивая Хаджар, забыв обо всем, потянулась к юноше:

— Наиль! Дорогой, откуда ты?

Хаджар не была избалована судьбой. Радостные минуты Доставались ей редко. Еще совсем малюткой, ловя соболезнующий шепот соседок, она заключила своим детским умом, что ее «счастье» ушло куда-то очень далеко, вместе с ее умершей мамой. И она долго ждала маму и свое счастье. Потом она поняла, что мама уже никогда не вернется. А счастье? Ну что ж, счастья на ее долю отпущено, видно, меньше, чем другим. И вот это ее давнишнее убеждение оказалось ошибкой, и у нее, у Хаджар, даже не одно, а сразу целых два счастья. Она едет на фронт и видит своего любимого.

Наиль, оказывается, тоже получил назначение на фронт — военным корреспондентом в армейскую газету. Он получил разрешение на день заехать в Казань — повидаться с больной матерью. И вот он здесь.

Они вышли на улицу, на ходу засыпая друг друга вопросами и тут же одновременно отвечая полусловом, улыбкой, взглядом. В эти счастливые минуты они не задумывались над тем, что радость их коротка, что завтра они должны расстаться, что им предстоит впереди немало трудных дней.

Когда они немного отошли от здания института, Хаджар остановила Наиля и долго смотрела на красноватые гранитные колонны. В только что сиявших счастьем глазах Хаджар отразилась тихая печаль. Наилю почудился в них даже подозрительно влажный блеск.

— Что с тобой, Хаджар?

Хаджар шепнула еле слышно:

— Я ведь тоже… уезжаю на фронт, Наиль. — И посмотрела на него ласково-вопросительно: «Одобряешь мое решение?»

Что же ом мог сказать ей, кроме того, что она стала ему еще дороже?

Они шли улицей Карла Маркса. Ее сады, окутанные морозным узором, словно тонули в цвету, а широкая мостовая, покрытая ослепительно сверкавшим на солнце снегом, походила бы на мраморную, если бы не трамвайная линия, черневшая посредине.

Они шли по этой чудесной улице и беспричинно улыбались друг другу. Нет, напрасно роптала на свою судьбу Хаджар. Вряд ли кто испытал такое счастье, как она.

— Как хорошо, что ты приехал сегодня! Ведь завтра я уезжаю, — добавила она, застенчиво поглаживая шершавый рукав его шинели.

Наиль спросил, кто из друзей еще в Казани.

— Из наших одна Мунира. Хафиз и Ляля уже в армии.

— Ляля? — удивился Наиль.

— Да. И угадай — кем?

Наиль, конечно, не угадал, и, гордая за свою подругу, Хаджар рада была ошеломить его.

Незаметно они дошли до госпиталя, и девушка с некоторым замешательством пояснила, что должна ненадолго покинуть Наиля, ей нужно зайти попрощаться с ее ранеными.

— Конечно, — горячо откликнулся Наиль. — Я подожду тебя в вестибюле.

В глазах Хаджар вспыхнули радостные огоньки, но тут же и погасли. Она вспомнила, что у Наиля больна мать, и тихо сказала, что ему надо идти домой, к матери.

— Я обещал маме, что приду с тобой.

Лицо Хаджар покрылось краской. Она очень мало знала мать Наиля, была у них всего один раз, и то по поручению школы. Правда, когда Хаджар узнала о ее болезни, ей не раз приходило в голову, что не мешало бы пойти и помочь этой больной женщине. Но природная застенчивость и боязнь злых языков, того, что ее внимание может быть неправильно истолковано, помешали ей. Хаджар и сейчас стеснялась идти к ним, хотя война многое изменила в людских отношениях.

В вестибюле госпиталя Хаджар сняла шубку, накинула белый халат и, улыбнувшись Наилю, быстро взбежала наверх.

Старушка гардеробщица, спросив у Наиля, кем он приходится девушке, и узнав, что братом, — Наиль не решился сказать правду, — принялась расхваливать Хаджар.

— Уж такая жалостливая твоя сестрёнка, — говорила она, качая головой. — Родная мать так не жалеет своих детей, как она раненых жалеет.

Что может быть приятнее, чем услышанное хорошее слово о любимом человеке? Наиля словно щедро одарили.

Хаджар задержалась довольно долго. Уже досыта наговорилась словоохотливая старушка, уже Наиль изучил все плакаты, висевшие на стене. Наконец на лестнице показалась Хаджар. Спускалась она неуверенно — слезы мешали ей видеть ступеньки. Наиль воздержался от вопросов, ему и так все было ясно…

А вечером, посидев у матери Наиля, они зашли к Мунире. Она только что пришла из института. Срок учебы им сильно сжали. Занятия в институте кончались поздно.

Мунира была одна. Суфия-ханум теперь работала день и ночь. Расспрашивая, когда Наиль приехал, на сколько, куда едет дальше, она в то же время быстро накрывала на стол.