Дни и ночи бушевали в Сталинграде пожары. Гром орудий не умолкал до поздней ночи, Только перед самым рассветом, когда темнота особенно сгущается, на очень непродолжительное время приходила относительная тишина.
Лишь в такие минуты и могла отдаться Хаджар мыслям о Наиле. Разлука только углубила ее чувство. В душе ее хранились для Наиля самые нежные, самые сокровенные слова. Намаявшись за сутки, уже в полудреме, она иногда шептала их, и тогда ее охватывало ощущение такого огромного счастья, что весь следующий день она ходила будто окрыленная. Она почему-то верила, что вражеские пули и осколки не коснутся ее, не посмеют нарушить то светлое и праздничное, что пело в ее сердце. И тогда страх совершенно покидал ее.
Вспоминая часы, проведенные с Наилем, она не могла не вспомнить школу, ее вторую семью — школьных подруг и товарищей: Лялю, Муниру, Хафиза, Галима, что помогли ей забыть тяжелую жизнь в собственной семье. Она мечтала посидеть с ними за одним столом, посмотреть в их глаза, приветить их словом, жестом. Война научила ее еще больше любить люден, дорожить хорошим отношением. Расставаясь по окончании десятилетки, они давали друг другу торжественные клятвы дружить всю жизнь. А вот теперь, на фронте, у нее появились новые друзья. Но это не значит, что она забыла старых. Какое большое и прекрасное чувство — дружба! Как было бы трудно ей вдали от Наиля, особенно в такое суровое время, если бы не было друзей…
Счастье!.. Даже звучит это слово так, будто веет теплым ароматом полевых цветов, пригретых ярким летним солнцем. Сегодня Хаджар так счастлива — получила письмо от Наиля. Она читала его, а слезы текли, текли неудержимо… Она не знала, не верила раньше, что можно плакать от радости.
И девушка размечталась. Вот кончится война. Наиль и Хаджар возьмут отпуск и на пароходе приедут сюда, в город славы. И, поднявшись на высокий волжский берег, она расскажет: вот здесь стояли орудия первого дивизиона, там, подальше, — второго, а еще дальше — третьего. Немного вперед было выдвинуто орудие Героя Советского Союза сержанта Степанова, который, между прочим, был влюблен в нее, Хаджар. А по этим ходам сообщения ходил под огнем их любимый школьный учитель, комиссар полка Петр Ильич Белозеров. Чуть пониже был блиндаж командира полка Абросимова; отсюда он разговаривал с Хафизом Гайнуллиным, командиром батареи. А вон туда, под крутой обрыв, Хаджар относила раненых.
…Это было днем на КП. Фашистские асы бомбили позиции полка. Земля стонала и содрогалась. Хаджар, зажав письмо в руке, широко открытыми глазами смотрела, как над головой ходуном ходили тяжелые накаты. Когда немного утихло, она побежала в батарею. Раненых было двое: один тяжело — в живот, другой легко — в предплечье.
Хаджар перевязала их и потащила тяжелораненого в укрытие. Тут ее ранило в первый раз — мина ударила в бруствер. Хаджар вскрикнула и осела на дно траншеи. Артиллерист, которому Хаджар только что перевязала раненое плечо, опустился рядом.
— Ранена, сестра?
— Идите в укрытие, — выдавила Хаджар сквозь сжатые зубы, чувствуя, как горячая кровь струится по ноге.
Боец не уходил.
— Идите! — повысила голос Хаджар.
Боец понял, что она стыдится при нем перевязать раненую ногу.
— Не стесняйся, сестра… Я помогу.
— Идите! — уже крикнула Хаджар и с такой мольбой посмотрела на бойца, что тот немедленно поднялся и пошел в укрытие.
— Простите, — лишь сказал он и больше не оглянулся на Хаджар.
Девушка была ранена в правое бедро. Оглядываясь по сторонам, она разрезала ножом брюки и сама перевязала себя, страдая больше от стыда, чем от боли. В это время с огневой первого взвода послышался стон:
— Се-стра-а…
Она встала и, прихрамывая, пошла на голос. Когда на батарее появился Белозеров, бойцы первого взвода передали ему, что сестра Хаджар ранена, но, несмотря на все их настояния, отказывается уйти с поля боя. Петр Ильич не на шутку встревожился и приказал тут же отправить ее в санчасть.
Но в это время началась массовая танковая атака, и артиллеристам уже некогда было заняться отправкой раненой Хаджар. Более того, втайне они теперь хотели, чтобы она не уходила, осталась с ними, — так быстро умела приходить на помощь, если что-нибудь из них падал раненый, эта небольшая загорелая девушка с золотистыми волосами.
И действительно, Хаджар уже перевязывала замкового из расчета Степанова. Наводчика ранило еще раньше. Стрелял сам Степанов. Он наводил, не прикасаясь к панораме, — так близко были немецкие танки.
— Снарядов! — вдруг крикнул он.
Но подносчики вышли из строя давно, а замкового, который вместо них таскал и подавал снаряды, сейчас перевязывала Хаджар.
— Снарядов! — в бешенстве еще раз закричал Степанов.
Немецкий тяжелый танк был уже почти рядом. Он ревел и со страшной силой подминал гусеницами землю. На мгновение он замирал, будто стоял с открытой пастью, и вот земля снова устремлялась в его страшную глотку.