Орлята

Хаджар подняла голову, чтобы посмотреть туда, откуда послышался крик, но тут мощный взрыв всколыхнул землю. Наверно, взорвались ящики со снарядами, Хаджар осыпало землей, к ногам ее упал покореженный ручной пулемет.

— Сестра-а…

Хаджар, тесно прижимаясь к земле, быстро поползла ко второму орудию. Над ее головой роем жужжали пули.

— Товарищ лейтенант, — послышался на этот раз дрогнувший голос опять очутившегося около Хафиза ординарца, — второй взвод погиб полностью…

В ту же секунду одно из орудий второго взвода открыло огонь. Командир батареи недоуменно посмотрел на ординарца и не то с укоризной, не то с радостью произнес:

— Нет, не погиб взвод… живет…

В окопах показался комиссар. Лицо его под каской выглядело особенно бледным и худым, усы казались длиннее. Когда война докатилась до Волги Петр Ильич вернулся в свою часть. Врачи долго не давали своего согласия на выписку, но, измученные его настойчивыми просьбами, махнули наконец рукой и, сделав пометку: «Выбыл по собственному желанию», отпустили его. Лежать в такие решающие дни в госпитале было для него просто невозможным.

— Как дела, артиллеристы? Снарядов достаточно? — спросил он, остановившись около командира батареи.

— Снарядов достаточно, товарищ комиссар, люди вот выбывают…

— Людей нам пока ждать неоткуда, придется обходиться своими силами, что имеются налицо. Сколько у тебя человек?

Подошел связной, побывавший на позиции второго орудия, и доложил, что расчет, за исключением раненого наводчика, погиб. Комиссар нахмурил брови, подумал мгновение, потом резко спросил:

— Где у вас ездовые?

— Трое у лошадей, остальные в расчетах.

— У лошадей хватит одного, двоих поставить к орудиям!

— Есть, товарищ комиссар.

— А я не забуду о вас, постараюсь раздобыть людей, Только помните: назад нам дороги нет.

— Так-то оно и лучше, товарищ комиссар, скорее вперед пойдем, — хмуро улыбнулся связной.

Белозеров перевел взгляд своих суровых глаз на говорившего, и они вдруг потеплели.

— Верно говоришь.

Поблизости разорвался снаряд. Все трое пригнули головы. Маленький осколок шлепнулся о каску комиссара и рикошетом отлетел к стенке окопа. Белозеров спокойно поднял его, повертел в руках и бросил на бруствер.

— Где Хаджар? — спросил он.

— Позвать, товарищ комиссар?

— Не надо, я сам пойду к ней.

— Связной, проводи товарища комиссара.

Тьма навалилась как-то сразу, и Хафиз даже удивился, заметив над головой звезды и серп луны. Бой утих. Уже подоспел и старшина с горячим обедом. Стоило только Хафизу увидеть перед собой дымящийся котелок, как он почувствовал, что зверски голоден. Содержимое котелка исчезло с поразительной быстротой. Старшина, зорко наблюдавший за командиром, предложил:

— Добавить, товарищ лейтенант?

— Если есть, не возражаю.

— Есть, есть. Я же получил на полную батарею…

Рука Хафиза застыла в воздухе. Скольких из тех, кому предназначался этот обед, уже нет в живых!.. Хафиз одного за другим представил себе погибших, и глубокая скорбь сжала ему сердце. Аппетит пропал так же внезапно, как и появился.

Об отдыхе батарейцам думать не приходилось — надо было укреплять позиции. Война — это, помимо всего, изнурительный труд, длящийся беспрерывно, днем и ночью. Здесь нельзя отложить дело до завтра, если даже нет сил сделать его сегодня. Здесь дорога каждая секунда, ибо все время направлен на тебя либо ствол автомата, либо ствол пулемета, либо ствол орудия. Тот живет, кто действует быстрее. Тот побеждает, кто не жалеет себя.

Из темноты донесся голос:

— Где найти лейтенанта Гайнуллина?

— Я здесь. Кто это?

Перед Хафизом вытянулся среднего роста боец. Голова у него была забинтована, а поверх бинтов надвинута каска.

— Товарищ лейтенант, привел в ваше распоряжение десять бойцов. Сержант Павлов.

— Десять бойцов? — не скрывая своей радости, переспросил Хафиз. — Где же они?

— Здесь на берегу.

— Кто вас прислал?

— Комиссар Белозеров. Он приходил к нам в медсанбат… Ну… рассказывал, как вы здесь воюете. А мы, легкораненые, решили пойти на подмогу.

— Артиллеристы?

— Точно.

— Отлично! Веди сюда своих солдат, товарищ сержант.

Сержант растворился в темноте.

— Старшина, — позвал Гайнуллин, — можно еще ждать толку от твоего термоса?

— Десять человек накормлю вполне.

— Прекрасно. Встречай товарищей вкусным обедом. — Заревом пожарищ охватило полнеба, Зловещий багрянец дрожал и колыхался, то тускнея, то вспыхивая с новой силой. Клубы дыма, нависшие над городом, казались на фоне кроваво-красных языков пламени страшнее, чем обычно.

«Нет, никогда человечеству не забыть величия подвига наших советских людей, — думал Хафиз, не отрывая глаз от чудом уцелевшей высокой каменной стены, похожей издали на одинокий силуэт элеватора в пустынной степи, единственной уцелевшей стены в этом море огня и дыма, — Отсюда им никогда вперед не двинуться, хотя за Волгой еще много земли. Не двинуться, потому что советский народ решил именно здесь остановить врага».

Это было не отчаянное упорство погибающего. Это было высокое сознание своего долга перед родиной.

13