Дерябин насторожился: что еще там задумали его заграничные друзья? Дерябина не покидало ощущение, будто он попал в засасывающую болотную топь и погружается в нее неотвратимо, без малейшей надежды на спасение. Куда они тянут его? Чего хотят? Острое предчувствие заставляло сердце биться беспорядочными, болезненными рывками.
В окно ломилась вьюга, напирала снежными своими плечами на двери.
— Грозящая погода, — глянув в сторону окна, сказал со вздохом Хосита. — Этот тайфун не обещает ничего хорошего на пути кораблей.
Хосита снял очки, подышал на стеклышки, протер их шелковым платком, в одном из уголков которого Дерябин различил нарисованную тушью головку японской женщины с высокой замысловатой прической. Утвердив снова очки на носу, Хосита стал разглядывать Дерябина улыбчивыми глазами, полусонно прикрытыми желтыми, будто восковыми веками. Он добродушно улыбался, и от этой широкой, сияющей улыбки черные усики смешно прижимались к носу, закрывая собою ноздри. И сощуренные глаза, и добрейшая улыбка производили сейчас на Дерябина гнетущее впечатление. Он знал истинное лицо Хоситы — человека жестокого, беспощадного, бессердечного. Дерябин был знаком с японцем давно и неплохо научился различать в нем фальшивое и неподдельное. Знакомство их состоялось еще задолго до интервенции. Хосита часто наезжал во Владивосток по делам «Ничиро». Уже тогда он преуспевал в качестве одного из способных сотрудников этой могущественной рыболовной фирмы. Позже Дерябин встречался с Хоситой на Камчатке. Он сновал между русскими промышленниками, опутывал их долговыми обязательствами, льстил и угрожал, одаривал и разорял — словом, распоряжался ими, как того требовали интересы хозяев.
Хосита долгое время жил во Владивостоке и недурно владел русским языком. Правда, в его фразах, чересчур тщательно произносимых, встречались порой забавные нелепицы. Но они свидетельствовали скорее о похвальном стремлении проникнуть в глубины чужого языка, нежели о поверхностном его изучении. Он имел пристрастие к русским пословицам и поговоркам, но путал их.
С установлением дипломатических отношений между советским государством и Японией в 1925 году Хосита снова появился во Владивостоке, но уже в качестве сотрудника отделения Чосен-банка. Дерябин нисколько не удивился бы, встретив однажды этого человека в роли буддийского священника или зубного врача. Люди, подобные Хосите, имели никому не известную истинную профессию.
Хосита слыл знатоком рыбной промышленности, особенно той ее части, которая именовалась в официальных документах «ловом в камчатско-охотских водах». Но не одной лишь рыбой был занят этот предприимчивый, неглупый, хорошо начитанный человек. Он любил литературу, увлекался историей. Он не расставался в поездках с карманным «никки», в который заносил различные записи, наблюдения, удачные мысли. Однажды на досуге, разбирая свои дневники, Хосита с поразительной отчетливостью представил себе книгу, которую мог бы написать. В самом деле, разве мало появляется на книжном рынке бесцветных и бескровных сочинений разных бездельников, далеких от жизни. А его книга была бы составлена из живой плоти, одухотворенной трепетной мыслью.
В дневниках содержалось немало записей о Камчатке. И постепенно у Хоситы определились контуры его будущего сочинения. Оно должно рассказать об этой благословенной стране огнедышащих гор и рыбного изобилия. Нет, он не станет сочинять глупый роман с изображением чьей-то несчастной неразделенной любви, с описанием солнечных закатов, лунных пейзажей и цветения сакуры. Он напишет деловую книгу, в которой выступит не столько художником, сколько исследователем. Он опрокинет привычные представления иных историков и географов, благоговейно повторяющих школьные истины, что, мол, Колумб открыл Америку. Он докажет, что Камчатку открыли вовсе не русские, а японцы. Он, если потребуется, сумеет доказать, что даже и Америку открыли японцы. Пусть кто-нибудь в его стране попробует возразить против подобных утверждений! Он смело возьмется за перо. Он будет сражаться за благо народа Ямато. Перо писателя — это меч в руках воина…
Хоситу увлекла и захватила идея создания такой книги. Все прочитанное некогда из написанного о Камчатке его соотечественниками Хосита раскладывал сейчас в своей голове в определенной последовательности. Цитата ложилась к цитате, как кирпич к кирпичу, образуя фундамент будущего исследования. Первым таким кирпичом Хосите послужило знаменитое высказывание «Большой исторической национальной энциклопедии» о том, что «Япония уже с самого момента своего возникновения должна считаться повелительницей всех тех мест, которые она занимает ныне, и даже тех, которые еще не занимает».