Орлица Кавказа (Книга 2)

- Нет, почему же, - снисходительно улыбался врач.- При нервных расстройствах шутка - хорошее лекарство.

Он и в самом деле не придавал значения колкостям генерала, вспышкам его грубости и явным признакам пренебрежения. Пока все удавалось без лишних усилий, и он был спокоен: губернатор оставался беспомощным как дитя и вряд ли мог заняться делами в ближайшее время. Вокруг уже начинает складываться мнение, что он понемногу теряет рассудок, то есть воля наместника исполняется сама собою, о чем наместник никогда, конечно, не узнает, думая, что это дело врача. Правда, сам врач немного помогает болезни: обронит где надо невзначай смутное слово, загадочно усмехнется или быстро переведет разговор на пустяки, стоит завести речь о губернаторе или о его здоровье. Ничего не сказав, он говорит все, и это быстро становится предметом пересудов, полезных ему.

И самое приятное в его положении, чувствовал врач, что губернаторша из госпожи понемногу становится просительницей. Почему бы не случиться тому, чего он давно ждал бессознательно, томясь возле Клавдии и тоскуя без нее. Почему бы и нет? В нем много сил, молодости и красоты, она одинока, нуждается в поддержке и доверительности, кроме того, чувственность свою удерживает порой с трудом. А потом, ему приходилось слышать, что вынужденная все время поддерживать мужа, она переступала уже самую щекотливую заповедь, о чем, правда, не смели говорить громко. Возможность близости, все больше волнующая врача, делала для него поведение губернатора вовсе не обидным, а смешным и глупым.

Клавдия переживала пору зрелости. Налитое, как тяжелый осенний плод, ее тело не было обременено полнотой, а тонкие белые руки и хрупкая шея не производили впечатления худобы; нос был слегка вздернут, но лицо от этого не казалось курносым, глаза были большими, но не настолько, чтобы выражать лживую, кокетливую невинность. Словом, еще бы чуть-чуть, и она была бы простовата и вульгарна, но этого "чуть-чуть" не было. Сама того не осознавая, эта женщина ждала любви. Исподволь ожидание томило ее, и она подавляла его энергичной работой мысли, властью над окружающими, из-за этого занималась она делами мужа, которые ей стали ближе, чем самому губернатору.

Клавдия предлагала план за планом. Как подчинить себе Бе-лобородова, переиграть наместника, отомстить его жене, сухопарой старой козе, что сделать, чтобы в войсках, теснившихся в Гёрусе, был наведен порядок, заполучить симпатии местного населения и обложить, как волка, Гачага.

Но более всего Клавдию занимала "кавказская орлица". Узнав о ее красоте, губернаторше захотелось увидеть ее, поколебать стойкость мятежницы, перехитрить, выйти победительницей в соперничестве женщин, достойных друг друга по уму, изобретательности и отваге. Предлагая способы затмить блеск этой орлицы в глазах народа, разрушить ее власть, Клавдия доходила до самых фантастических проектов, но сама же их отвергала, либо наталкивалась на глухое, раздражительное непонимание мужа.

И все же она действовала. Губернатор категорически запретил ей видеться и говорить с Белобородовым; тогда она, надеясь на свои чары, решила уломать тюремное начальство и посетила темницу, где содержалась "черная кошка". И здесь ее постигла неудача: жидковолосый и тонкогубый офицер рассыпался в любезностях, пожирал ее глазами, но был непреклонен; и, хотя не отказывал прямо, женщина поняла, что ничего здесь не добьется. Ореол вокруг "кавказской орлицы" окончательно лишил губернаторшу покоя, и она в минуту прояснения сознания мужа даже предложила ему применить коварную уловку.

- Мы дадим ей бежать, а по дороге она исчезнет!

- Да, мне только этого не хватало, чтобы она сбежала.

- И не одна сбежала, - не слушая генерала, продолжала Клавдия. - Шепнем нечаянно кому-нибудь, как сможет Гачаг Наби выкрасть из темницы свою возлюбленную. А потом, потом исчезают в пути муж и жена, он и она, мятеж остается обезглавленным. Дальше уж дело военных, твое дело.

- Ишь ты! - махнул рукой губернатор. - Это все-таки жизнь, политика, а не сказки Шахразады... И вообще, не впутывайся ты в мое дело, раз уж увязалась за мной, - сказал генерал, входя в состояние крайней раздражительности, и она умолкла, но думать об этом продолжала.

Догадайся она, какую мучительную боль приносит мужу напоминание о мятежниках и обо всем, что с ними связано, оставь его в покое со всеми прочими делами, губернатор быстрее пришел бы в себя, но Клавдия относилась к нему по-прежнему как к неунывающему, сильному мужчине, которого трудности службы лишь забавляют и сама того не зная, не щадила мужа. Врач не останавливал ее, хотя и не поощрял.

Федор Матвеевич совсем угас, слушал не слыша, говорил не понимая, думал о чем-то своем и, кажется, слишком серьезном, чтобы посвящать кого-то в свои мысли...