— Так пусть сегодня Тамара заменит Хаджар! — сказала грузинская художница и взяла ружье наперевес.
— Или Людмила! — не думала уступать ей подруга.
— Погодите! — осадил прекрасных воительниц Ало-оглы.
— Тебе, Тамара, не стрелять следует, а рисовать. От твоих картин наше общее дело выиграет куда больше, чем от твоих выстрелов. Кроме того, я не думаю, что здесь удастся справиться пулей. Губернатор никогда не показывается на людях.
— Тогда выбор должен пасть на меня, — шагнула вперед Людмила. — Я проберусь в каземат правдами и неправдами и там окажусь недалеко от губернаторской свиты.
— Ну и что?
— И убью его!
— Да как?
— Могу стрелять из пистолета. А если…
— Что?
— Если не попаду, то и кинжал в моей руке станет страшным оружием!
Людмила, действительно, вырвала из ножен подаренный ей маленький дагестанский кинжал.
Ало-оглы нахмурился.
— Эй, красавица! Такая игрушка не для твоей нежной ручки, привыкшей собирать бледные северные цветы в ваших холодных полях. Прости меня, но чтобы успешно действовать клинком, надо привыкнуть к нему с детства.
— Это правильно сказано, Гачаг Наби — вмешалась Тамара.
— Кинжал — оружие кавказцев. Я смогу погрузить его по узорную рукоятку в грудь угнетателя наших народов!
— Нет, — отрезал Ало-оглы. — Тебе же было уже сказано, рисуй для потомства то, что ты видишь здесь. Наши внуки должны знать, какой ценой досталась им свобода и кто добывал ее, не щадя жизни. Отойди, девушка, не мешайся в мужские дела.
— Так вот ваше представление о равенстве и братстве?
— Рисуй. Рисуй так, чтобы люди поняли, что есть равенство и братство между борящимися за справедливость, между христианами и правоверными последователями ислама. А между мужчинами и женщинами…
Тамара надула губы…
— Так что, Ало-оглы, товарища ты во мне не видишь?
— Слушай, дорогая, мы мужчины, наконец, так? Я и твой Гогия? А?
— Конечно. Но чем же я хуже?
— Кто сказал хуже? Может, даже лучше! Но — другая, понимаешь, другая!
Тамара хитро прищурилась:
— А как же твоя Хаджар? Как же ты ее записал в гачаги? Гачаг Наби развел руками:
— Ну что ей сказать? Убедила!
Художница захлопала в ладоши. Но Наби продолжал:
— Когда мы все придем освобождать твой Тифлис, именно ты станешь грузинской Хаджар! А здесь обойдемся…
И, видя, что девушка снова хочет что-то возразить, добавил веско:
— Не бойся, это будет скоро! Кроме того, не забывай, что у нас есть долг, который мы отдать не успели. Вот и имей в виду — я не смогу, значит, вы с Гогией должны обязательно справиться: нужно отомстить за Дато!
— Ах, как бы мне хотелось хоть повидаться с Хаджар… — сказала художница мечтательно.
— Аллах милостив, свидитесь, — коротко ответил ей Ало-оглы. И всем показалось вдруг, что в его суровых глазах проплыло туманное облачко печали.
— Не только свидитесь, но и на свадьбе вашей пировать вместе будем! радостно возвысил голос Ало-оглы. — Такой праздник вам устроим, что отзвуки ее долетят до самых дальних горных селений!
Тут и Андрей вставил слово:
— Может, и нашу свадьбу сыграем здесь, а?
Людмила потупила глаза, но видно было, что она совсем даже не против.
Наби тоже такая мысль понравилась.
— Конечно! Тем более, вы теперь приверженцы Корана, значит, нужно вам сыграть той так, как это принято у правоверных!
Все развеселились; каждый из присутствующих, оказывается, имел самые точные сведения о том, как играют свадьбы у разных народов и племен, и каждый спешил поделиться, перебивая других. Так бы и шла мирная беседа, но Ало-оглы вернул всех к делам куда менее приятным, но не терпящим более отлагательств: нужно было срочно составить план, как вырвать Ханали-кызы из плена. То есть, нельзя сказать, что он выложил своим соратникам весь план, в деталях и с подробностями — нет, не таков Гачаг Наби. Но зато перед каждым он не забыл поставить четкую задачу, не упуская ничего даже в мелочах.
Все согласно кивали головами, потому что распоряжения его были продуманными и мудрыми. Но особо остановился Наби на том, что на дороге, ведущей из Гёруса в Шушу, расположился целый табор кочующего племени старики, женщины, детвора, все беспомощные и беззащитные; это люди, которые по старому своему обыкновению кочуют каждую весну и осень с гор на равнину и обратно; вот и сейчас они затеяли обычный переезд. Так вот, необходимо сделать все так, чтобы никто из этих бедняков не пострадал!
Обсуждение длилось не долго. Каждый понимал — день решительной схватки близок. Потому разошлись молча, сосредоточенные.
Глава семидесятая
Излишне говорить, что больше всех жаждал боя сам Гачаг Наби. Он был уверен в своей победе, хотя то, как должна протекать схватка, не вызывало восторга в его душе. По старым обычаям, он предпочел бы послать честный вызов предводителю вражеского полчища — пусть бы это был генерал, фельдмаршал или сам генералиссимус! Да хоть и сам царь!