Орлица Кавказа

— Ну что ж, теперь я понимаю, что с такими дикарями, как вы, говорить на человеческом языке бесполезно, вы этого просто не поймете.

— Кто же дикари? Те, кто сражается за справедливость, или те, кто заковывает женщину в кандалы?

— Слушай, бездельница! Не понимала по-хорошему, так я тебе скажу теперь по-солдатски…

— Ненадолго же хватило вашей любезности, генерал, — улыбнулась вызывающе Ханали-кыэы.

— С теми, кто добра не понимает, необходимо говорить иначе.

Губернатор отер рукой вспотевший лоб и продолжал:

— Не послушаете нас добром, заставим силой.

— На силу и мы силой ответим, — не осталась в долгу Хаджар.

— Ведь приползете с мольбой о прощении!

— Никогда! Никогда вам этого не дождаться.

— Вы будете уничтожены…

— Нет, это вы расстанетесь с жизнью, причем на глазах у вашей жены, с которой вы, говорят, не расстаетесь! Ваша жизнь разлетится вдребезги, как старый кувшин, в который попал меткий камень, пущенный сильной и верной рукой!

— … Не поняла, глупая женщина, добра, с которым я к тебе, мерзавке, пришел — теперь скитайся по пересыльным тюрьмам, пока не доберешься до Петербурга.

И, обратившись к своим онемевшим от растерянности приспешникам, генерал-губернатор произнес со вздохом облегчения:

— Как хорошо, оказывается, что столь опасная птица оказалась у нас в руках!

— Не я у вас в руках, а вы у нас в руках! Пока вы здесь, на зангезурской земле, которая исконный наш край — мне бояться нечего.

Терпение покинуло генерала. Не хотелось ему признавать свое поражение — но из такой беседы уже невозможно было выйти с честью. Губернатор встал неторопливо, повернулся к пленнице спиной и вышел из камеры, бросив на прощанье:

— Вы сами решили свою судьбу…

В ответ Хаджар рассмеялась весело и громко, словно не в тюрьме происходил этот странный разговор, а в Черной пещере, в окружении верных друзей.

Глава семьдесят пятая

Конечно, присутствовали при этом допросе, обернувшимся несомненным поражением генерал-губернатора, всего несколько человек. Столпившийся у ворот тюрьмы народ, так же, как беки на роскошных скакунах, их прислужники, купцы все ждали в нетерпении. Все глазели, открыв рты, когда губернатор входил своей неровной, подпрыгивающей походкой в ворота каземата. Все, что происходило внутри, осталось для выжидающих зевак завлекательной тайной. И каждому больше всего хотелось, чтобы тайна эта как можно скорей разрешилась.

Здесь было не только обычное любопытство. Здесь, так или иначе, решалась судьба каждого из присутствующих — и безоговорочно склонившихся на сторону властей, и тех, кто никак не мог принять окончательное решение. Многое в этот час определялось тем, насколько прочными окажутся стены старого каземата. По их устойчивости и несокрушимости люди были готовы судить о том, насколько силен старый жизненный уклад, насколько прочно держит узду заметно слабеющая уже рука верховного правителя великой империи из далекого Петербурга.

С другой стороны, и для тех, кто томился в тюрьме, наступил день важного испытания на зрелость и мужество. Давно ли любому приставу ничего не стоило схватить каждого ему неугодного, словно беспомощного козленка, которого даже мальчишка легко подымет за уши и бросит за изгородь, и посадить на цепь — сиди и не высовывайся. Сейчас — нет, не то… Бунтовать начали! Начальству подчиняться не желают! Ах, новые песни пошли у нас, совсем новые… До чего это доведет, а? Как раньше люди боялись темницы! Ее тяжелые своды грозили раздавить грудь каждого перепуганного узника, словно обломок скалы. Стоило только спросить:

— А в тюрьму не желаешь, братец?

И тут же угасало желание спорить с сильными мира сего у самых заядлых храбрецов. Да, эти толстые стены были одним из надежных камней, из которых складывалась опора трона — Российское государство, равно безжалостное как к собственным рабочим и крестьянам из центральных областей России, так и к запуганным и забитым обитателям окраин.

Опора казалась непоколебимой. Так было всегда.

И вдруг — надо же!

Глухие толчки поколебали грозную гору и явственно отозвались в самом ее хребте. Ощутимо дрогнул трон!

Самое время каждому спросить себя, как быть дальше? Потому что трещины, зазмеившиеся по монолиту фундамента, нарушили сразу целостность вековых запретов.

Так — как же быть дальше?

Теперь должно быть ясно, какое огромное значение имел исход встречи между генерал-губернатором, прибывшим в тюрьму в мундире, расшитом золотом и в блестящих эполетах, при полном иконостасе крестов на муаровых ленточках, звенящих на его широкой груди — и скромной пленницей, кавказской гордой красавицей, встретившей именитого гостя в оковах и колодках.