Орлица Кавказа

— Видал? Я уже давно принял истинную веру! Он размашисто перекрестился.

— Ну, теперь ты веришь мне до конца?

— Да, господин начальник!

_ И не побоишься теперь сказать мне, что ненавидишь от души этих мусульманских псов?

— Не побоюсь, господин начальник…

_ И понимаешь, что должен делать правоверный христианин…

— Нет, господин начальник! Татарыбек вздохнул нетерпеливо.

— Надо же, какой ты непонятливый. Душить нужно этих мусульман, топить, резать! Теперь понял?

— Понял, господин начальник!

— Ну, вот, наконец… А кого нужно удушить первым?

— Не знаю, господин начальник…

— Какой же ты все-таки несообразительный! Подумай. Шевели мозгами.

— Не знаю…

Татарыбек тяжело вздохнул, всё еще не поворачиваясь к своему «помощнику», с которым раньше и словом перемолвиться гнушался, а теперь пришлось вступать в обстоятельные переговоры.

— Ну, кто самый опасный человек у нас в каземате?

— Разбойник Гудрат!

— Эх, ты, деревня. Атаманша разбойничья, вот кто самый опасный элемент!

— А-а-а-а…

— Вот ее и надо извести.

— Как же?

— Очень просто. Тебе эта Хаджар вполне доверяет.

— Нет, господин!

— Брось запираться. Я же знаю, что она еду берет только из твоих рук.

— Напраслина это, господин начальник!

— Сказал — брось!

«Карапет» вытянулся по стойке смирно.

— Значит, ты хочешь мне помогать? — снова спросил Татарыбек.

— Да, господин начальник!

— Так слушай. Еду для «кавказской орлицы» тебе сегодня передаст фельдшер. Что там — тебя не касается. Твое дело — чтобы эта хищная птичка склевала все зернышки без остатка. Усвоил?

— Зачем это, господин начальник?

— Состаришься, если много знать будешь! Или, того вернее, и состариться не успеешь.

— Кажется, я догадываюсь, господин начальник…

— Это уже твое дело.

— Только боязно — а что нам потом скажет его превосходительство господин генерал-губернатор?

— Важно не что скажет, а что подумает… Он и накричать на нас может, и пообещать, что накажет примерно. А сам будет думать: «Молодцы, ребятушки! Знают службу!» И при случае это нам зачтется, не горюй.

— А?..

— Ну? Что тебе еще?

— А как же Гачаг Наби?

— Ну, без своей орлицы и он не много налетает!

— А если?..

— Какой ты докучный, братец! Если да если… Смотри, еще слово скажешь, придется тебя снова поучить, как давеча. Схлопочешь…

— Что, господин начальник?

Глухо заворчав, Татарыбек приподнялся из кресла, неторопливо отводя мощную длань. В жирное, ничем не защищенное тело и вонзился кинжал Ало-оглы, вспоров брюхо великана, словно старую перину… А пока палач хрипел и корчился, вторым стремительным движением Гачаг Наби провел лезвие от уха до уха по багровой шее, так что и хрип смолк…

Надо же, чтобы в этот самый момент в двери, заслонив ее своей грузной тушей, показался вдруг фельдшер, подручный Татарыбека. Что ж, еще лучше!

Дагестанский кинжал Гачага Наби и тут не промедлил. Фельдшер издал короткий стон и повалился на пол. Два поверженных гиганта почти заполнили своими непомерными телами небольшую комнату.

Ало-оглы вытер окровавленное лезвие о погоны палачей и спокойно вышел из каземата, не забыв закрыть за собой дверь на запор.

Глава семьдесят седьмая

Генерал-губернатор вернулся из гёрусского каземата в свои покои очень расстроенным. Будучи человеком неглупым, он отлично понимал всю весомость понесенного только что поражения. Тут же сел за письменный стол, потребовал срочно карту уезда и стал размечать план боевых действий, которые он решил незамедлительно развернуть против опостылевших мятежников. Опытный глаз военачальника преображал зеленые и коричневые штрихи на глянцевой поверхности бумаги в реальный рельеф. Он уже представлял себе, где укрыть засады, как развернуть разведку, сколько выслать походного охранения… И пришел в себя только сообразив вдруг, что не на войну он собрался, где можно найти и исчислить противника, а готовится выступить, чтобы жечь мирные хижины и рассеивать стада коз и баранов, пасущихся на горных отрогах.

Княгиня Клавдия Петровна и не ожидала, пожалуй, от посещения мужем каземата ничего утешительного. Она окинула князя, буйствующего за столом, вполне даже спокойным и чуть ироничным взглядом. Отметила, что голова его трясется, хоть сам он этого не замечает, что вполне логично дополнило непрестанный тремор рук и ног, преследующий его все последние дни.

Между тем, в этот раз генерал-губернатор вел себя вполне достойно. Он не сдался заранее, он приготовился действовать и намеревался пустить в ход все свои военные познания и громадный жизненный опыт.

За свою долгую жизнь он ни разу не бежал с поля битвы и согласился бы его оставить только бездыханным.

Уговаривать, успокаивать, строить козни и плодить интриги — нет, это явно не его дело. Вот выстроить отряды в боевую линию и:

— Шашки наголо! Вперед, орлы!

Это другое дело. Здесь он никому не даст себя опередить.

Рассуждая так, генерал-губернатор, конечно, глубоко заблуждался. Воевать и карать — вещи различные. И навыков разных требуют, и дух простите, совсем не тот.