Орлица Кавказа

— Слушаюсь! В какие же сроки?

— Даю трое суток. — Наместник извлек из кармана часы на цепочке. Полковник глянул на оставленную папку. — А это дело?

— Это — княгиня!

— Княгиня?!

— Да, — горько усмехнулся наместник. — Кавказская княгиня! Хаджар ханум. Увековеченная местным «иконописцем»- кинто. «Орлица Кавказа».

— Как же, — мусульманка в чадре — и «орлица»? Его высокопревосходительство встал из-за стола, прошелся с видом превосходства.

— Это ты спроси у долгополых наших, у святых отцов, что в церквах молитву возносят царю! Спроси, что ж вы, христиане, этакие, с басурманами спелись? Братаетесь? Спроси, зачем горланите спьяна на пиру татарские песни? Вас в Коране неверными объявляют, а вы с ними якшаетесь? И этих армянских попов спроси, куда они смотрят, почему их паства в Зангезуре гачагам-мусульманам помогает, по домам укрывает? Почему бы им своими руками не задушить, не перебить этих крамольников, топорами не зарубить?

Наместник, распаляясь, рубанул воздух, завершив жест ударом, по лампасам галифе. — Ей-богу, должно быть, и у иных наших подданных-христиан разум помутился. Иначе бы с какой стати им снюхаться с гачагами, у которых сообщники и в Персии, и в Турции! С какой бы стати подпевать смутьянам в гёрусском каземате, цепями-оковами греметь заодно с кяфирами-иноверцами?! С какой стати… — Наместник хотел было пройтись и по адресу солдат, проявляющих симпатии к бунтовщикам, но прикусил язык. Полковник, уловив заминку в гневных филиппиках его высокопревосходительства, счел нужным подхватить эту же «музыку».

— Действительно… иные соплеменники наши не слишком разборчивы… не очень радеют о достоинстве христианского вероучения… как вы изволили заметить. А то и на Кавказе царил бы полный порядок. А то, при случае, тосты за императора, здравицы! Чаши или рог с вином осушают! А все равно исподтишка с басурманами заодно, с иноверцами-супостатами! Панибратствуют!

— Более того… — наместник взял папку со стола, рванул тесемку и извлек фоторепродукцию. — Вот — полюбуйтесь, — полковник! Полковник нацепил очки, близоруко сощурился:

— «Орлица Кавказа»… Ну и ну! Только… вроде огрузинили орлицу-то!

— Татарку, так сказать, идеализировали. И вот — ни дать ни взять княгиня! Волосы-то, а? Брови, ресницы какие? В жизни — чернушка поди, а как разукрасили. Обворож-ж-ительный портрет! — произнес главноуправляющий с ироническим пафосом. Полковник подобострастно поддакнул:

— Да-с, ваше превосходительство. Должно быть, художник под влиянием… винных паров… сотворил себе, так сказать, кумир…

— Вот именно, кумир! Икона! Сей служитель муз, в приливе вдохновения, может, и сам не подозревая того, вознес на магические высоты искусства разбойницу. Одно название «Орлица Кавказа»!

Глава тридцать четвертая

Главноуправляющий, дав волю своей верноподданнической досаде, отобрал злополучный портрет у полковника и жестом показал на дверь. Полковник взял в охапку документы, замешкался на пороге.

— Не расстраивайтесь, ваше превосходительство! Все будет исполнено в точности!

— Постой… Ты подыщи на свое место подходящего кандидата. — Полковник, понимая, что указующий перст, нацеленный на него, на сей раз означает не угрозу, а предвещает повышение, прикинулся непонятливым:

— Неужели я утратил ваше доверие?

— Отнюдь, — замотал головой наместник. — Я повышу вас в должности.

Полковник продолжал лукавить:

— Смею заверить ваше высокопревосходительство, что почитаю превыше всего скромное служение под вашим началом! Если у вас нет оснований для недовольства мною, покорнейше прошу не лишать меня своего высокого покровительства!

Наместник, давно уже привыкший к подобным излияниям, похлопал верного служаку по плечу.

— Пора, батенька, пора господину полковнику возглавить полицейский сыск на Кавказе!

— А как, позвольте спросить, сложится участь теперешнего начальника?

— Как? — густые брови наместника сошлись на переносице. — В отставку!

Полковник, злорадствуя в душе, выдавил из себя со смиренным видом:

— Но ведь я по чину…

— Приведем чин в соответствие! — наместник самодовольно хлопнул ладонью по столу! — Мигом!

Полковник, с загоревшимися по-кошачьи глазами, склонил голову.

Наконец-то! Как давно уже лелеял он мечту о генеральских погонах. Задыхающийся среди бумажной мороки, жаждавший вырваться, добиться положения, ходить в галифе с лампасами, наконец, избавиться от опостылевшей жены, от которой вечно исходил запах квашеной капусты, отхватить себе какую-нибудь молодую княжну и жить припеваючи. Он знал, то, что несбыточно для полковника, то станет возможным при генеральском чине. Хоть оставшуюся жизнь прожить в веселье и благоденствии! Давно ждавший этой благословенной поры, полковник даже дыхание затаил. И потому не спешил уйти. Наместник, уже успокоившийся, взял за руку склонившегося перед ним служаку, стал вразумлять его: