Орлы Екатерины в любви и сражениях

Екатерина Михайловна обратилась к императрице с просьбой отпустить её в своё подмосковное имение Кайнарджи. Государыня согласилась не сразу. Но она уж и сама стала подмечать подозрительное внимание великой княгини к сыну Екатерины Михайловны. Отпустила её, а затем повелела создать специально для Николая Румянцева достойную дипломатическую должность, и вскоре он был отправлен за границу в ранге посланника.

Екатерина Михайловна прожила ещё несколько лет в уединении, уже отчаявшись вернуть хотя бы какие-то отношения с супругом.

22 августа 1779 года она ушла из жизни.

Она была похоронена в старом соборе Донского монастыря. Румянцев-Задунайский, находясь в Киеве на службе, выехал на её похороны, но попасть на них не успел.

Он давно уже покинул супругу, оказавшуюся, по отзывам современников, «на деле образцовою, попечительною матерью, прекрасною, рассудительною хозяйкою, отлично управлявшею хозяйством, и притом верною и любящею супругою, добивавшеюся если не до самой своей кончины, то очень долго совместного супружеского житья с мужем “так, как жила первые годы”. Проживая первое время брачной жизни сначала в Москве зимою, а летом в принадлежавшем княгине подмосковном имении Стрепкове, супруги Румянцевы жили согласно».

В «Русском биографическом словаре» Половцева говорится о времени рождения Екатерины Михайловны следующее:

«О годе рождения графини Румянцевой существует немалое разногласие: так, граф Д.А. Толстой говорит, что она родилась 25-го сентября 1714 г. и по достижении уже 34-летнего возраста вступила в брак с графом П.А. Румянцевым; автор исследования о роде князей Голицыных, г-н Серчевский, заявляет, что она родилась в 1723 г., но того же 25-го сентября; князь Лобанов-Ростовский, в своей Русской Родословной Книге, т. II, принимает годом рождения графини 1725 год; автор книги “Род Князей Голицыных”, т. І, – князь H.H. Голицын показывает, что она родилась в 1724 году того же 25-го сентября; этот год изображен и на ее надгробном памятнике в Москве и подтверждается не только словами самой графини в письме к её супругу, в котором она высказывает, что она ему ровесница, но также письмом её отца князя M.M. Голицына к князю Борису Ивановичу Куракину, что “Всевышний даровал ему дочь Екатерину сего 25-го сентября 1724 года”».

Если она всё-таки была старше Петра Александровича на десять лет, более понятно его к ней отношение. Но как он мог жениться с такой разницей? Ответ может быть только один – государыня вместе с его отцом решила, что именно такая жена сможет держать его в руках. Но этого не произошло…

«Дело в сём крае» должно быть под «вашим командованием!»

А впереди были новые бои с турками. Подросли и возмужали ученики Петра Александровича Румянцева, а его здоровье уже оставляло желать лучшего. Но он оставался в строю, по-прежнему командуя крупнейшим войсковым объединением – 2-й армией.

Возмужали ученики и любимейший из них, выпестованный в Первую турецкую войну – теперь уже тоже генерал-фельдмаршал, да ещё и Светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин. Возмужать то он возмужал, но и в новую Русско-турецкую войну 1787—1791 годов произошло событие, которое едва не выбило из колеи ученика и вновь пришлось ему опереться на доброе, надёжное плечо своего учителя.

В самом начале войны, в сентябре 1787 года, Потёмкин отдал приказ молодому Черноморскому флоту выйти в море из Севастополя, искать везде неприятеля и атаковать его, невзирая на превосходство в силах. Приказ отличался решительностью и твердостью. «Хотя бы всем погибнуть, – писал Потёмкин командующему флотом Войновичу, – но должно показать свою неустрашимость к нападению и истреблению неприятеля. Сие объявить всем офицерам вашим. Где завидите флот турецкий, атакуйте его, во что бы то ни стало, хотя бы всем пропасть».

А 24 сентября Потёмкин получил ошеломившее его известие о том, что Черноморский флот попал в сильный шторм и понёс колоссальный урон. Трудно передать горе Григория Александровича, столько сил вложившего в создание флота. В тот день он был близок к отчаянию, о чём свидетельствуют его письма к двум самым близким ему людям – Екатерине II и П.А. Румянцеву.

«Матушка Государыня, – писал он, – я стал несчастлив… Флот севастопольский разбит бурею; остаток его в Севастополе, все малые и ненадежные суда и лучше сказать не употребительные; корабли и большие фрегаты пропали. Бог бьёт, а не турки. Я при моей болезни поражён до крайности; нет ни ума, ни духу. Я просил о поручении начальства другому. Верьте, что я себя чувствую (sic) не дайте чрез сие терпеть делам. Ей, я почти мёртв, я все милости и имение, которое получил от щедрот ваших, повергаю к стопам вашим и хочу в уединении и неизвестности кончить жизнь, которая, думаю, и не продлится. Теперь пишу к графу Петру Александровичу (Румянцеву. – Н.Ш.), чтоб он вступил в начальство, но, не имея от вас повеления, не чаю, чтобы он принял, и так, Бог весть, что будет. Я всё с себя слагаю и остаюсь простым человеком, но что я вам был предан, тому свидетель Бог».