Орнамент

Когда-то и мой отец, может быть, даже более основательно, чем остальные, готовился к пасхальным праздникам, просто не мог их дождаться; каждый день доставал из шкафа форму пожарного, снова и снова чистил ее щеткой, а иногда надевал и подолгу вертелся перед зеркалом. В Белую субботу уже с утра он натирал до блеска эуфониум и к Светлому Воскресенью уже был первым в полной готовности, выходил на улицу в форме и с музыкальным инструментом, поскольку ни от того, ни от другого он бы ни за что не отказался; как мы знаем, он командовал пожарными и в духовом оркестре тоже занимал важное место; важность и серьезность были видны в каждом его шаге, так что даже приезжий, случайно оказавшийся в наших краях, мог бы сразу заметить, насколько нужным человеком в деревне был мой отец. Во время шествия он поглядывал то туда, то сюда, отдавая распоряжения, за неимением другой возможности, хотя бы взглядом. Почти невозможно поверить в то, что, в конце концов, он все-таки преодолел себя и смог отказаться от такого положения; крестные ходы и процессии, во время которых так мощно и вдохновенно проявлялся его организаторский талант, вдруг будто потеряли для него весь смысл, он заменил их новыми, совершенно иными идеями и деятельностью, словно поставив с ног на голову свои прежние представления и действия. Перемена была столь внезапной, что меня поневоле берет сомнение: может быть, она еще раньше в нем готовилась и зрела, хотя никто этого не замечал, или, возможно, мой отец был человеком настолько поверхностным, что никогда ни о чем особенно не задумывался, его увлекала и удовлетворяла любая деятельность, в которой он мог себя проявить, главным для него был внешний эффект и сам процесс, и все это происходило в нем без внутреннего напряжения и противоречий. Когда я был моложе, мое уважение к отцу было искренним, вероятно, тогда я действительно видел в нем образец для подражания, но с годами во мне накопилась известная доля критицизма, причем важную роль здесь сыграло то, что бывшие друзья отца стали от него уходить, один за другим, а я часто спрашивал себя, где причина этого, и невольно думалось, что, наверное, они в чем-то правы, я посмотрел на своего отца более строгим взглядом, пока, наконец, не стало казаться, что и мне есть в чем его упрекнуть. Я сам испугался этой мысли и от опасения, что гнетущая атмосфера, которая охватила все, связанное для меня с родным домом, и достигшая апогея в весенние месяцы 1953 года, когда отца сняли с должности председателя ЕСК[16]побудит меня сказать, что я обо всем этом думаю, из-за этого опасения я предпочитал домой не ездить. Но праздники, рождественские и пасхальные, были исключением. Если бы я не приехал навестить родителей даже в праздники, стало бы ясно, что дело не в каком-то обычном легкомыслии, которое могло быть вызвано проблемами с учебой или чем-то подобным, нет, для отца и мамы, которые в это время были ко всему очень чувствительны, это наверняка означало бы то, что родной дом стал мне настолько неприятен, что даже встреч с родителями я избегаю, стараюсь о них забыть. А это было бы для меня еще страшнее. И я спустя долгое время вновь расцеловался с мамой и отцом, выслушал новости и сплетни, а потом махнул на них рукой. — Ничего не случилось. Вам не о чем жалеть.

Но отец не хотел на этом успокаиваться, и мне пришлось выслушать, почему против него выступает все районное и краевое начальство. — Корни всего здесь, в деревне. Думаешь, я не знаю, кто туда ездит воду мутить?

— Папа, вы меня удивляете, зачем так переживать? Вы же умный человек, другую работу себе найдете.

— Конечно, найду, Матько, но ведь я здесь тоже кое-что сделал. Это же я основал кооператив. Когда приходилось людям плохое делать, тогда я хорош был. Сначала мне надо было всех убеждать, а теперь вдруг все умными стали. Каждый день в район ездили, выдумывали про меня всякое, во всем ошибки видели. Матько, я же не сам свои ошибки придумывал! Разве мало я бегал по начальникам? Часто бывало, что и по ночам с ними советовался. А теперь все хотят дурака из меня сделать, то одним, то другим попрекают, хотя сами же и подначивали то на одно, то на другое. Вспомни хоть про этот аэродром! Тогда еще в газетах об этом писали, так всем идея понравилась. А в районе говорят: товарищ Гоз, ничего не поделаешь. Все против тебя. Черт бы их побрал! Они ведь все время против меня были, даже окна приходили мне бить, но вы-то тогда по-другому советовали. Ну, так и забирайте свой кооператив, а я и без него обойдусь!

— Послушайте, папа, то, что вы хорошего сделали, о том и жалеть не надо, а что у вас не получилось… Так все и не могло получиться…

— Но почему они против меня настроены?