Позже, лёжа в кровати, я смотрела на голубые пятна, пляшущие на стене коридора в первобытном экстазе. В комнате у родителей по-прежнему работал телевизор. Теперь плоский, с большой диагональю, но блики на стенах были точно такими же, как от допотопного ящика с выпуклой линзой экрана. Старый телевизор включался большой кнопкой на панели справа, потом он долго разгорался, картинка медленно проступала из темноты. Чтобы переключить канал нужно было крутить рычажок, который щёлкал в ладони. Моя детская рука была слишком слабой для него и, если я включала телевизор, пока родителей не было дома, мне приходилось смотреть то, что шло на последнем пойманном канале. Передачи о здоровье, новости, прогноз погоды… Те годы тоже были неспокойными, в эпизодах мелькали выщербленные, разрушенные дома, говорили о Чечне и терроризме. Но пока взрослые что-то взволнованно обсуждали я строила башни из Лего и переживала из-за потерянных деталей гораздо больше, чем из-за происходящих событий. Но тогда мы были вместе, а теперь у меня отобрали кого-то очень важного.
Как прежде, засыпая я смотрела на вспышки голубого света на стене из своей комнаты. Только если раньше, ребёнком меня отправляли спать, потому что начинались передачи «не для детей», то теперь я сама уходила, чтобы не видеть их. И кстати, в нашем с ним доме телевизора не было.
Глава 3
Приближались морозы. Но чем холоднее становилось на улице, тем теплее было внутри. Я научилась оставаться одной настолько, что не чувствовала ни одиночества, ни грусти. Мне нравилось укрываться в уютной тишине пустого дома и подолгу стоять у окна, прижавшись коленями к батарее. Часами я смотрела на улицу и видела, как оставленные на зимовку машины исчезали под шапками снега, как скрывались в его пелене заборы и лавки. Пешеходов с каждым днём становилось всё меньше. Озябшие, тёмные фигурки торопливо бежали из точки А в точку Б, а по вечерам обратно. Среди них были и мои родители. Я, хотя и брала иногда подработку на фрилансе, скорее бездельничала. Сбережений оставалось достаточно, чтобы работать не больше, чем того хотелось. Бешеный темп крупного города сменился покоем, и я об этом не жалела. У меня впервые в жизни было столько времени — терпкого, густого времени. Из своего окна я видела, как без пятнадцати шесть распахиваются двери Якутнипроалмаза, и женщины в чёрных норковых шубах до пят гигантскими пингвинами соскальзывали по обледеневшим ступеням. На севере рабочий день для них был чуть короче и феминисток, желающих оспорить это право не находилось. Откуда им было взяться на вечной мерзлоте.
Я оставляла свой пост у окна только для того, чтобы сварить кофе. Уличное движение гипнотизировало, я чувствовала, как отступает тревога. На время. Мысли текли беззвучной молитвой и наполнялись спокойствием. К сожалению, или к счастью, моя голова была устроена не так, как у киношных героев. Размышления не звучали в ней фоном, не бежали титрами красивые мысли. Чаще в ней была пустота и обрывки попсовых песен. До какого-то возраста я даже думала, что со мной что-то не так.
Теперь, когда времени было много, я, не торопясь, размышляла над значимым для меня вопросом — была ли счастлива раньше. И чувствовала, что да, но тогда ещё не понимала этого. В прошлом у меня не было поводов задать себе такой вопрос, я просто жила, в потоке, не фиксируясь на ощущениях. И если бы кто-то заявил: «Взглянете, она счастливая женщина» — я бы здорово удивилась. Зато теперь знаю — да, это и называется счастьем. Сделанное открытие было единственной причиной благодарить мрачные события текущего года, о которые споткнулся плавный ход истории. Интересно, что потом напишут об этом в книгах, за которыми будут зевать школьники. Для справедливой оценки необходимо пространство, и позже, время создаст его. С расстояния в пару лет получится рассмотреть больше, чем теперь. А пока нужно научиться принимать происходящее как данность.
Хотя поменялось, в общем-то, немногое, просто мы по-другому взглянули на мир. Он и я всегда были смертными, а задумались об этом только весной. Она переменила нас, быстро и точно расставив приоритеты. С новой искренностью звучали пожелания мира. Казались надуманными переживания из-за сорванных сроков и неудачных проектов. Стоило ли выходить из себя из-за оставленной на столе посуды, не донесённого до корзины белья или не закрытого до конца крана? Эти милые глупости размеренной, спокойной жизни теперь я вспоминала с тоской в сердце.
Ожидание новостей и молчание телефона действовали на нервы. В самой тишине не было ничего страшного, но сознание заполняло пустоту жуткими образами, которые неотвязно преследовали меня. Я была бы рада не думать об этом, но не могла. Помню, как приезжая на лето к бабушке, иногда помогала ей с огородом. Однажды она остановила мою руку, сжимавшую пучок листьев, во время прополки, когда я лениво щипала сорную траву на грядке. Узловатыми, потемневшими пальцами она подцепила скользкий стебель, оставшийся торчать обмылком из земли.