Ороборо: Арлекин (СИ)

Чанёль не устоял. Он даже не пытался. Упёрся рукой в спинку сиденья над плечом Чонина и наклонил голову, провёл губами по твёрдому подбородку, задержался на ямочке в центре, потом искал губами губы Чонина и чувствовал, как удовольствие растекается по телу — вместе с кровью по венам, живёт в биении сердца. Он чуть не задохнулся от счастья, когда Чонин прикоснулся ладонями к его лицу, притянул ближе и сделал поцелуй откровенно земным и греховным, словно настойчиво пытался опровергнуть слова Чанёля о небесном хранителе.

Твёрдые полные губы преследовали Чанёля, не позволяли отстраниться, хотя к его лицу Чонин прикасался буквально кончиками пальцев, нежно и невесомо.

Впрочем, отпрянуть друг от друга им всё же пришлось, когда воздуха стало не хватать обоим. Чанёль торопливо отступил на шаг от машины, долбанувшись в процессе головой о свод. Потирая ушибленную макушку, захлопнул дверцу, обошёл вокруг машины и сел за руль. Молча пристегнулся, захлопнул дверцу со своей стороны и бросил быстрый взгляд в зеркало, чтобы не смотреть на Чонина прямо.

— Ты так и не сказал, кто это был.

— Генерал Чон Юнхо, — после долгой паузы отозвался Чонин, повозился на сиденье, уселся удобнее и прикрыл глаза. — Он… в некотором роде мой кумир.

Чанёль промахнулся ключом мимо замка и с возмущением посмотрел на безмятежного Чонина.

— Какой ещё кумир?

— Офицер. Чёрт, сложно объяснить. Я его знаю ещё с тех пор, как пешком под стол ходил. Он мне всегда нравился, и я хотел быть похожим на него. Наверное. Сначала это было слепое обожание, а потом, скорее, соперничество. Или даже война. Мне было важно заслужить его одобрение.

— И как?

— Ну… вроде бы и заслужил, но в то же время или мне мало, или я недоволен, или считаю одобрение фальшивым. — Чонин провёл ладонью по лицу и вздохнул: — Я не знаю. Когда-то хотел выбрать армию, а потом стал часто ловить себя на мысли, что Юнхо всегда проявляет ко мне интерес. И что могут по этому поводу думать другие.

— Приписывали твои успехи ему? Якобы он оказывает тебе протекцию?

— Вроде того. Поэтому…

— Поэтому теперь ваши отношения похожи на то безобразие, которое я видел, — подытожил Чанёль. — Генерал тебя пытается погладить по шёрстке, а ты рычишь и топорщишь иголки во все стороны. Угу. Всё ясно. Какая гадость!

Запрокинув голову, Чонин громко рассмеялся, через минуту унялся и зевнул, прикрыв рот ладонью.

— Неужели это выглядит именно так? — пробормотал он.

— Я тебе описал это с позиции независимого эксперта, впервые узревшего подобную комедию. Слушай, давай ты поспишь немного, а? У тебя после сна обычно всё в норме и ничего не болит. Нам всё равно надо только сдать стандартные отчёты и домой. Я заеду в отделение, черкну отчёты за себя и за тебя, а ты спи себе.

— Но потом домой надо идти ножками, — усмехнулся Чонин, однако глаза послушно закрыл.

— Не надо, я тебя отбуксирую.

— Надорвёшься, Ёлли, — уже сонно буркнул Чонин.

Чанёль завёл машину, аккуратно объехал контейнер и свернул к выезду. Чонин окончательно вырубился уже спустя семь минут. Хотя Чонин вообще мог спать где угодно, когда угодно и при любых условиях.

Чанёль оставил машину у парадного входа, пронёсся сайгаком по всему первому этажу, торопливо заполнил отчёты, нарисовал подписи и вручил бумаги ошалевшему капитану Бану, после чего сайгаком же умчался, забыв попрощаться.

Запрыгнув в машину, Чанёль погнал домой. Настроение ему самому казалось неоправданно приподнятым, и вообще он ощущал себя излишне возбуждённым и счастливым вопреки логике. Погрешил на поцелуй. Но его не первый раз в жизни целовали, даже не второй. И он сам не впервые кого-то целовал. Хотя с такими вот последствиями… всё-таки впервые.

У общежития Чанёль выбрался из салона, открыл дверцу со стороны Чонина, отстегнул ремень и почесал затылок. В голову не шли оптимальные способы доставки рослых парней на пятый этаж на родном горбу.

Чанёль наклонился вперёд и для начала попытался достать Чонина из машины. Недооценил — Чонина и его сонную наглость. Чонин деловито ухватился за любезно подставленную шею руками, а когда Чанёль полез из салона…

Возле лифта собачились всё те же две бравые бабёнки.

— Да чтоб у твоей кошки когти и хвост поповылезли! Тварь такая! Жрёт мою рыбу на балконе! Как ей только не треснуло?! Смотри за ней, не то я её саму вместо рыбного фарша приготовлю!

— Да ты лучше б за своей рыбой смотрела! Что ты мою кошку дразнишь?

— Да ты сама…

Обе бабёнки заткнулись и уставились на Чанёля, едва за ним с громким стуком захлопнулась дверь. Тот замер на нижней ступеньке лестницы одиноким и слегка лохматым эвкалиптом, на котором мишкой-коалой висел спящий Чонин. Мишкой-коалой — это когда руками за шею, ногами за пояс и дрыхнуть носом в плечо — и пусть весь мир идёт в пешее эротическое вместе со своими грязными инсинуациями.

Чанёль осторожно выдохнул, продефилировал мимо лишившихся дара речи бабёнок, шмыгнул в лифт и ткнул в нужную кнопку. И перевёл дух с облегчением, когда створки лифта сомкнулись, отгородив его от шокированных дамочек.