— Я просто любопытный. — Сэхун потянул Чонина на себя. — У меня ещё много вопросов в запасе.
Чонин упёрся ладонями в пол, глядя сверху вниз на губы Сэхуна.
— Оставишь на потом?
— А у меня есть выбор? — Сэхун обхватил узкие бёдра Чонина ногами и провёл ладонью по сильной шее.
— Наверное… нет, — пробормотал Чонин и слегка прикусил его губу. Сэхун зажмурился и прикоснулся руками к гибкой спине, огладил жёсткие бока и коснулся пальцами напряжённых мышц на животе.
— Это тоже твоя магия? — прошептал он Чонину на ухо.
— Что именно?
— То, что я хочу тебя.
— Может быть, сначала… чуть-чуть… Но я довольно бесталанный в этом. Должен тебя разочаровать — такая магия не по моей части. И среди моих родителей нет ни одного инкуба. Суккуба, впрочем, тоже.
— А кто есть?
— Карающий ангел-разрушитель и демон-смутьян, владеющий искусством речи. То-то папа удивился, когда его позвали в кусты на переговоры. Итог тех самых переговоров перед тобой…
— Горячие, должно быть, были переговоры.
— Кусты сгорели, конечно.
— От стыда?
— Пепел получился настоящий, да и горели с треском и искрами. Правда, когда мама притащил отцу маленького ягуара, того чуть удар не хватил. Они за мной по очереди присматривали, оставаясь среди смертных столько, сколько могли. Пока я не вырос.
— Твой отец рассчитывал на ангелочка?
— Понятия не имею, но Чанёль до безумия любит рассказывать, как отец пытался добыть мне молока у самки ягуара, но попутал с самцом. У майя даже легенда осталась по этому поводу. Неприличная.
— Хочу услышать… её… — Сэхун запрокинул голову, улыбаясь мягким поцелуям, согревающим его шею и ключицы.
— Потом. Когда-нибудь.
Сэхун сомневался, что до “потом” доживёт, потому что волосы Чонина щекотали его грудь и плечи, а тело медленно обретало фантомную невесомость от легчайших прикосновений губ. Он пытался держаться за Чонина, но руки предавали слабостью. Чонин прижимался к нему всем телом, и Сэхун терялся в ощущениях. Ухватившись за плечо, повалил Чонина на спину, уселся сверху и упёрся ладонями в грудь. Думал перевести дух, но не смог. Смотрел на Чонина и беспомощно покусывал губы, терзаясь от тысячи противоречивых желаний. Без задней мысли поёрзал у Чонина на бёдрах и сглотнул, заприметив искристую дымку, которой затянуло глаза под густыми ресницами.
— Ничего не говори, — быстро шепнул, наклонился и поцеловал раз, другой, ещё и ещё, кончиком языка провёл по нижней губе и отстранился всего на жалкий сантиметр. Чонин сам вскинул голову и не позволил ему сбежать. Пока Чонин целовал его, он на ощупь искал руки, чтобы прижать их к полу. Управившись с этим, перебрался губами на подбородок, шею, спустился ниже. Гладкие пластины мышц на груди, твёрдые от напряжения мышцы на животе… Отпустив руки Чонина, Сэхун сдвинулся и провёл ладонями по узким бёдрам. Кончиком пальца невесомо оценил длину толстого ствола — под тонкой кожей отчётливо чувствовался ток крови. Сэхун вызывающе облизнул губы и тронул потемневшую головку, с нарочитой медлительностью втянул в рот, обводя языком. Ему всегда нравилось, что в такие мгновения на теле Чонина со скульптурной чёткостью проступали все мышцы разом — на эту безупречную рельефность можно было любоваться вечность.
Сэхун выпрямился, огладил большим пальцем блестевшую от слюны головку, снова сдвинулся и, направив в себя крепкий член, с осторожностью опустился на него. Упёрся коленями в пол и сильнее сжал ими бёдра Чонина. Запрокинув голову, делал вдохи и выдохи с резкостью и старался не шевелиться из боязни невольно расплескать то особенное ощущение, что возникало именно тогда, когда его тело осознавало полную близость с Чонином. Сэхун старался сохранить себя именно таким — наполненным Чонином. Чонин рядом и Чонин внутри — так много Чонина, что можно назвать это счастьем. Всё остальное сейчас перестало иметь какое-либо значение вовсе.
Глухой низкий стон прозвучал музыкой в ушах. Голос Чонина по-прежнему напоминал Сэхуну марочный коньяк с шоколадом, переведённый в звук. Мягкий, обволакивающий и пьянящий, отнимающий власть над телом и разумом сразу.
Он хрипло втянул в себя воздух — ладони Чонина легли на его бёдра, и это прямо сейчас для Сэхуна приравнивалось к землетрясению в восемь баллов по шкале Рихтера.
Он задохнулся от неожиданного рывка и тихо застонал, потому что спину защекотал густой ворс ковра, смявшийся под тяжестью самого Сэхуна и оказавшегося на нём Чонина.
Чонин не двигался, разглядывая лицо Сэхуна и слушая тяжёлое дыхание, потом положил ладонь на бедро, огладил светлую кожу, добравшись до колена. Отстранился, сорвав с губ Сэхуна разочарованный вздох. Его пальцы повторяли те линии, что видел лишь он.
— Твой цвет…
— Что?
Чонин прикрыл глаза, едва рука Сэхуна коснулась его щеки и погладила. Он всё равно видел нити ци — сквозь веки. И знал, что увидит истинный цвет Сэхуна, когда тот не в силах будет сдерживаться. Ладонями проводил по ногам Сэхуна, пока целовал его. Грудью чувствовал каждый вдох и выдох Сэхуна.
— Не хочу… чтобы ты уходил, — прошептал Сэхун, обняв его за шею. — Хочу, чтобы остался.