Он задыхался, стоя на четвереньках и вскинув голову, чтобы дышать более или менее нормально. Чонин медленно водил ладонью, испачканной спермой, по животу Кёнсу, где мышцы до сих пор подрагивали от отголосков оргазма.
Времени, чтобы отдышаться и прийти в себя, Чонин ему не дал. Перевернул на спину, втолкнул колено между ног и наклонился над ним. Потянул носом воздух, будто принюхиваясь, слепо повёл головой, задел губами подбородок. Меж полных губ — розовый язык. Кёнсу сильнее запрокинул голову, едва этот язык прошёлся по коже от подбородка вниз, к груди. Потом Чонин на миг прижался щекой к груди слева, отпрянул и тронул губами выпуклую вершинку соска.
Кёнсу приподнял голову, наблюдая за действиями Чонина и испытывая смешанные ощущения. Черты лица Чонина были живыми и подвижными, но глаза… Это было неправильно. Кёнсу понимал, что в этом вины Чонина нет, и что незрячие глаза не могут ничего отражать, но изменить это всё равно хотелось.
Кёнсу прикоснулся ладонями к щекам Чонина — кожу чуть оцарапала лёгкая щетина. Это не остановило Кёнсу. Он притянул голову Чонина ближе и прижался губами к его губам. Отвечал на нетерпеливый поцелуй и слегка вскидывал бёдра, чтобы потереться животом обо всё ещё напряжённый член. Далеко не сразу понял, что Чонин так и не кончил. Зато оценил по достоинству деликатность, с которой Чонин с ним обошёлся. Это было любезно с его стороны — остановиться после того, как Кёнсу достиг оргазма. Если бы Чонин продолжил, секс для Кёнсу сразу после оргазма превратился бы в неприятную пытку.
На любезность стоило ответить тем же, поэтому Кёнсу упёрся ладонями в грудь Чонина, столкнул его с себя, уселся в ногах и аккуратно снял презерватив. Осмотрев требующий разрядки член, вздохнул и улёгся поудобнее, чтобы легко можно было пустить в дело как руки, так и рот. Провёл пальцем вдоль косой мышцы справа, обхватил ствол у основания и осторожно сомкнул губы на головке. Замер, различив судорожный вдох, потом выпустил член изо рта и обвёл головку языком. Медленно и с нарочитой плавностью. Потому что наблюдать за реакциями Чонина на эти ласки было столь же восхитительно, как и чувствовать его внутри.
Но ещё более восхитительно было видеть едва сдерживаемое внутреннее пламя Чонина. Кёнсу даже пожалел, что не выбрал иную позу для секса — теперь он хотел видеть Чонина, когда тот брал его. Хотел видеть его лицо, его всего, читать, словно книгу.
Кёнсу сжал напряжённый член в ладони, принялся водить по всей длине жёстко и резко. И смотрел, как Чонин с силой стискивал в пальцах смятое одеяло, мощно толкался в его кулак, откидывал голову, позволяя любоваться проступавшими на шее гибкими мышцами. Смотрел, как играли под смуглой кожей на руках мускулы и отчётливо проглядывали жилы. На полных искусанных губах алели капельки крови, влажные тёмные пряди липли ко лбу и вискам, возле левого уха дрожала на коже крупная капля пота.
Кёнсу прерывисто выдохнул, зачарованный этой картиной. Его рука на твёрдом члене сама задвигалась быстрее, приближая Чонина к желанной развязке. Он наклонился и тронул кончиком языка головку. Отметил опасное напряжение под пальцами и торопливо взял в рот, позволив Чонину сильно толкнуться глубже и кончить.
Через четверть часа Кёнсу задумчиво тёр губкой смуглую спину и не знал, чего он ждёт. Чонин привычно молчал и явно не собирался никому и ни в чём исповедоваться. Он и душ не рассчитывал принимать вместе, но Кёнсу не стал спрашивать разрешения, как и после не стал просить позволения улечься в кровать Чонина. Взял и улёгся без спроса, правда, не рискнул прижаться к Чонину или обнять. Решил, что это будет уже перебор.
Чонин уснул быстро, а вот Кёнсу долго лежал и пялился в потолок. Пытался уложить в голове всё, что случилось за короткий промежуток времени.
Он не испытывал ни малейшей уверенности в последствиях своего поступка. Захочет Чонин повторения? Или нет? Насколько это ему было нужно? И почему он пошёл у Кёнсу на поводу? Быть может, он сделал это исключительно в пику Хон Сончжину? Да и всё равно у них всё получилось так себе: слишком поспешно, скомканно, один кончил слишком быстро, не сдержавшись, другому ничего не обломилось и пришлось добирать…
«Мишени порой куда сильнее, чем кажутся. Некоторые — опасны. Они умеют думать, как и ты. Бывает, умеют убивать не хуже тебя».
Чонин — опасная мишень. И он умел убивать, потому что прямо сейчас Кёнсу хотелось избавить мир от Хон Сончжина. Нестерпимо хотелось. Он едва не выбрался из кровати, чтобы немедленно осуществить это желание, но остановился, как только понял, что это не его желание.
Это — желание Чонина.
И это кое-что проясняло. Например, их близость, случившуюся сегодня. И Чонин захочет повторения, потому что Сончжин всё ещё ходит по земле и дышит. Но что будет, если это изменится? Кёнсу не знал.
Наверняка Кёнсу понимал пока только одну вещь: он влез в противостояние людей, о которых ни черта не знал, и обеими сторонами рассматривался как пешка.