Орудия войны

Святые письма — суеверная традиция, в которой участвовали тысячи, может, уже десятки тысяч людей по всей России. Письма сообщали о своем чудесном происхождении и сулили невиданную удачу всякому, кто перепишет их и разошлет знакомым или посторонним людям. Тем же, кто откажется их распространять, письма грозили всяческими бедами. Саша знавала даже образованных людей, на которых это действовало и они старательно переписывали текст. Среди грамотных крестьян, мещан и солдат святые письма гуляли повсеместно.

— Святое письмо может найтись у любого, никаких подозрений оно не вызовет, — пояснила Саша. — Даже если на почте его вскроют, особо вчитываться в текст не станут. А главное, там есть содержательная часть, которую можно записывать как угодно, оно все время разная. Такой-то праведник переписал письмо столько-то раз и вышло ему такое-то счастье. Любые имена и числа можно вставлять. Так будем связь держать!

— Дело, — одобрил Князев. — До почтампта в Моршанске наши уж как-нибудь доберутся. Ступай теперь к Кирилл Михалычу, обсудишь с ним, чего нам прежде всего надобно.

— Мы имеем в виду, — ухмыльнулся Антонов, — потребности полка тоже не забудь с ним обсудить, молодая жена.

* * *

— А я вот вас содержал в куда как лучших условиях, — сказал Вершинин, с неудовольствием оглядывая подвал.

— Не гундите, — ответила Саша. — Вас по крайности не бьют. И это не оттого, что ни у кого тут руки не чешутся. Хотели оказаться ближе к народу — привыкайте к земле. Вот, принесла вам ваше одеяло, чтоб вы не околели совсем. А это ужин. Не кривитесь, у нас все так едят.

Саша разобрала седельные сумки Вершинина. С завистью оглядела его легкие, удобные, качественные вещи. Все они хранились в обитом кожей и окованном по краям жестью деревянном сундучке со множеством отделений — дорожном погребце. Там компактно размещались посуда столовая и для приготовления пищи, предметы личной гигиены, письменные принадлежности. Имелся даже самовар на четыре стакана, который можно было растопить от нескольких щепок. Но самое ценное — кольт и полсотни патронов к нему. Оружие в превосходном состоянии, хоть и видно, что пристрелянное. Саша подумала, что неплохо бы расстрелять Вершинина из его же пистолета, чтоб привыкнуть к нему, не тратя патронов понапрасну; однако отбросила эту мысль как мелочную и несообразную моменту.

— Я тронут вашей заботой, Александра, — Вершинин отставил в сторону миску с жидкой просяной кашей. — Но все же хотел бы ответа по существу. Принимаете ли вы мое предложение? Золото в обмен на боеприпасы и снаряжение? Мы работаем?

— Я не решила, — Саша пожала плечами. — Мои товарищи полагают, что вы просто сдадите меня за малую мзду в Охрану государственного порядка…

— Ваши друзья так трогательно о вас заботятся, — Вершинин широко улыбнулся, в один шаг пересек разделяющее их пространство. Он сделал какое-то очень быстрое движение — и Саша прежде, чем успела что-то понять, оказалась в его захвате. Ее руки заломлены за спину, его ладонь плотно закрывает ей рот.

Саша попыталась высвободиться, ударить его каблуком в голень, затылком в лицо…

— Нет, не выйдет, — мягко сказал Вершинин ей на ухо. — И не вышло бы. Да и времени на эти жалкие попытки я бы вам не оставил. Оглушил бы, ударив по голове… да вот хотя бы вашим же маузером. Вы ведь не можете до него дотянуться. А я — с легкостью. Вообще вы меня, конечно, оскорбляете, входя сюда вот так, с маузером за поясом… Бить по голове я не буду, это не самое сильное ваше место, Александра. Но попробуйте все же применить голову и понять, что если б я имел такое намерение, то проделал бы все это там, где вас и поджидал. Вы бы даже понять ничего не успели. Ваши караулы — дрянь, вас хватились бы, когда вы уже рыдали бы в ОГП, умоляя следователя выслушать все, что вам известно. Если б мне заплатили, я сдал бы вас. Без разницы, живой или мертвой. Но для моих целей вы мне нужны свободной. И думающей головой, хоть вы, фанатики, этого и не любите. Через полминуты я вас отпущу. Если станете кричать или стрелять, значит, я фатально ошибся в вас и поставил не на ту лошадь, сам виноват.

Саша рухнула на земляной пол, когда Вершинин ее выпустил.

— Да черт бы вас побрал, Вершинин, — отрывисто говорила она, пытаясь отдышаться. — Почему вы меня хватаете при каждой встрече? Может, какие-то вытесненные желания так реализуете, нет? Почему нельзя было сказать все то же самое без насилия?

Вершинин сел на пол рядом с ней.

— Нельзя было, — ответил он без своей обычной веселости. — Люди с вашим жизненным опытом понимают только язык насилия.

— Да чтоб вам пусто было, — Саша выдохнула и успокоилась. Вершинин никак ей не навредил, даже особо не причинил боли. — Давайте сперва договоримся о важном. На берегу.

— Вот это дело, — оживился Вершинин. — Сколько?

— В смысле, сколько? — не поняла Саша. — А, вы про деньги… Нет, я о важном. Я хочу, чтоб вы все время были со мной честны и открыты во всем, что касается наших общих дел. Не использовали меня втемную.