Орудия войны

— Дерзко, — одобрил Топилин, глядя на доску. — Интересно… Я, разумеется, цивилизованный человек, разве я тронул ну вот хотя бы вас, к примеру? Забавно, если б кто-то вроде вас попал в плен, я бы такого человека даже расстреливать не стал. Отдал бы своим людям, чтоб отвели душу. У них, знаете ли, многое к комиссарам накопилось. Но раз уж вы вроде как у меня в гостях, я даже уступлю вам эту кровать, сам буду спать на лавке. Глупо, но так я воспитан. А что до казаков… Социальные катастрофы упрощают общество, восстанавливают архаичные образцы поведения. Вам ли не знать, на какие компромиссы с совестью приходится идти тем, кто хочет в такие времена не бессильно заламывать руки, а оставаться субъектом исторического процесса? Например, стать удачливым атаманом, чьи люди вернутся с богатой добычей. Сейчас большие дела завертятся в Новочеркасске…

— Вы хотите сказать, что субъект исторического процесса не направляет исторический процесс, а просто движется в его русле быстрее прочих? Не меняет поведение масс своими командами, а вовремя командует то, что массы стремятся выполнять?

— Вы и сами это признаете, когда повзрослеете, — в тоне Топилина прорезалось раздражение. — Впрочем, не уверен, что у вас будет время повзрослеть… слишком долго держите ход. Хотя играете, должен признать, недурно, особенно для мертвой женщины.

— Я вспомнила эту игру, — сказала Саша, снова атакуя сразу две белые фигуры. — Когда вершится история, жертвы неизбежны! Но они оправданны, если приносятся во имя прогресса общества, на пути к лучшему будущему. А не для отката в варварство!

— Вы забыли про защиту! Шах. И не надо лицемерить. За нами весь день шли разведчики с биноклями. Вашим командирам превосходно известно, что именно составляет нашу добычу. И знаете, что они сделали? Да ничего. И теперь не сделают. Даже если снимут войска из-под Тамбова, к штурму которого готовились полгода, то уже не успеют нас догнать. Вам пора успокоиться и принять реальность. У нас на пути еще два богатых села, не считая этого. А отнюдь не все мои люди успели взять добычу, женщин в том числе. И они свое наверстают, просто, из уважения к нашей сделке, не на Тамбовщине, а далее по пути. Но многим уже не терпится. Сделка же держится на том, что вы остаетесь с нами и не доставляете особенных хлопот.

— Это вы не думаете о защите! — воскликнула Саша. Она снесла конем белого ферзя и освободила своего короля.

Партия вошла в эндшпиль. Саша начинала играть ради установления контакта, но теперь увлеклась. Осталось пять белых фигур и шесть черных. Соперники, не отрываясь, смотрели на доску. Топилин неуверенно протянул руку к коню.

И тогда в соседнем доме закричала женщина. Саша вскочила на ноги.

— Баба не местная, не из этого села, — пояснил Топилин, передвигая фигуру. — Из тех, что мы привели, там их держат. Да сядьте вы!

Женщина кричала истошно, на одной ноте. Крик человека, которому неоткуда ждать помощи, и он знает об этом.

— А впрочем, если желаете вмешаться — пожалуйста, — передумал Топилин. — Из этого дома вас выпустят. Побудьте героем, раз вам так хочется. Нападите на моих людей. Им вы ничего сделать не сможете, зато явственно дадите знак, что сделка расторгнута и они могут здесь ни в чем себе не отказывать.

Тогда Саша со всей силы ударила по доске, сметая фигуры. Край доски рассек ребро ладони, кровь хлынула на черные и белые клетки.

— Очень глупо, — сказал Топилин. — Вы ведь уже почти выиграли эту партию.

Глава 28

Комиссар Объединенной народной армии Александра Гинзбург

Декабрь 1919 года.

Тамбов взяли за два дня до того, как Саша вернулась от казаков. Если по этому случаю и были устроены какие-то торжества, она пропустила их, и это вышло к лучшему: лицо у нее в те дни было такое, что поставь рядом молоко — скиснет.

До границы губернии казаки добрались без происшествий. Обе стороны выдержали договор. Саше больше не связывали руки, на нее вообще особо не обращали внимания. Она могла бы, верно, бежать, если б решила. Но смысла не было.

В шахматы с Топилиным Саша больше не играла, и он утратил к заложнице всякий интерес. Простились холодно. Атаман попытался вручить ей полушубок — не от особого расположения, а по обычаю, велевшему одаривать союзников, даже случайных и временных. Хотя в пальто Саша уже давно мерзла, пересилить себя и принять подарок не смогла. Слишком уж вся эта ситуация была омерзительна. Отказ, должно быть, Топилина оскорбил, но теперь никакого значения это не имело.

Товарищи согласились, что история с пленницами вышла чудовищная и идти на такое было нельзя; но сделанного не воротишь. Не было никакой возможности снимать людей с ключевой операции восстания. Да и взятые у казаков орудия успели сыграть решающую роль в одном из последних боев. Потому все покачали головами и вернулись к работе.

Саша тоже вернулась к своей работе — что еще ей оставалось. Сейчас она читала газету «Русские вести»: