Методы управления Оруджева сочетали в себе глубокие знания, научный подход и эмоциональные проявления, свойственные его натуре. В. Г. Чирсков вспоминает, что в середине 1960-х годов в Башкирию, в Нефтекамск, где он в то время работал, на проверку прилетел С. А. Оруджев, в то время первый заместитель министра нефтяной промышленности СССР. Тогда старые башкирские месторождения стали постепенно затухать, но появлялись новые, в том числе и Арланское. Нефтекамск был его центром, и обустройством этого промысла и города активно занимались руководители всех уровней. Там находилось нефтепромысловое объединение «Арланнефть», посещение которого и стало целью приезда Сабита Атаевича.
Внимательно изучив организацию учета добычи нефти на новом промысле, Оруджев остался очень недоволен состоянием документации. После обстоятельного разговора с руководством этого промысла на самолете Ан-2 он улетел на Таймазинское месторождение. Там, посмотрев архивы, он обнаружил старую документацию по учету добычи нефти и прихватил ее с собой.
Несколько дней спустя над поселком вновь появился самолет Оруджева. Описав несколько кругов, он снизился и в это время с него был сброшен небольшой сверток. Местные мальчишки быстро нашли посылку, адресованную Лаптеву. Начальника Арланнефти знали все, и вскоре сверток был уже в его кабинете. В нем лежали старые книги учета и записка, написанная рукой Оруджева: «Если ничего лучше придумать не можешь, делай так, как люди раньше изобрели. Даю тебе месяц на устранение недостатков, а затем снова приеду и все основательно проверю».
Этот случай стал известен не только среди руководителей Нефтекамска, но и на других промыслах. В короткие сроки была тщательно и в соответствии с требованиями Сабита Атаевича проверена вся документация нефтедобывающих предприятий Башкирии, сделаны соответствующие выводы, устранены недостатки. А Оруджев, как и обещал, вскоре приехал снова, выборочно проверил документацию на нескольких промыслах и остался доволен.
— Что толку было собирать руководителей и чинить общий разнос, — сказал он. — Этим только людей обидишь. А мне нужно, чтобы они, не обижаясь, грамотно делали свое дело.
В то же время бывали случаи, когда при решении отдельных спорных вопросов, когда ученые и руководители долгое время не могли достичь согласия, Сабит Атаевич решительно вмешивался в дискуссию и лично ставил «точку».
Во второй половине 1970-х годов в Тюменской области начиналась масштабная нефтегазовая эпопея. Большая нефть была найдена на Самотлоре. Самотлор — что-то среднее между озером и болотом: в зимнее время на ряде участков нет проезда из-за незамерзающего торфа, глубина которого достигала 12 метров, летом — из-за воды и жижи. Вполне понятно, что в таких условиях освоить месторождение было очень трудно.
Появилось два варианта решения этой проблемы. Одна группа специалистов, в том числе и сам Сабит Атаевич, считала, что необходимо поднять уровень воды на Самотлоре и организовать подводную добычу нефти, как на Каспийском море. Другие ратовали за осушение болота. Следствием научной дискуссии стало создание двух экспериментальных участков. И на том участке, где ради осушения спустили воду в речку Вах, стало невозможно ездить даже зимой. Льда не было, машины проваливались в торф…
Дискуссии и поиски путей решения проблемы продолжались достаточно долго, хотя министр нефтяной промышленности Валентин Дмитриевич Шашин, очень настойчивый человек, за ходом дел следил лично. В конце концов все же был принят второй вариант: начались осушение болот и насыпка оснований под буровые.
То, что не восторжествовала идея затопления, видимо, в какой-то мере задевало самолюбие Сабита Атаевича. В этом он видел главную причину медленного освоения Самотлорского месторождения и все время говорил об этом. В то же время он буквально с первых дней начала реализации избранного проекта делал все возможное для его ускорения.
Когда первый вопрос был решен, встал другой, связанный с построением сетки разбуривания. Опять начались научные дискуссии и споры: одни предлагали бурить скважины через 200 метров, другие — через 400. Уже нужно было приступать к работе, а вместо этого все новые проекты ложились на стол Оруджева.
Не вытерпев, Сабит Атаевич лично прибыл на Самотлор и собрал совещание. Даже не выслушав до конца все мнения и доводы специалистов, он вдруг решительно прервал дискуссию.
— Кузоваткин, у тебя есть красный карандаш? — спросил он начальника нефтепромыслового управления.
Взяв карандаш, Оруджев склонился над картой, нанес на нее сетку бурения, расписался, поставил дату и произнес:
— Пусть теперь кто-либо попробует сделать по-другому. Наука закончилась. Делать, как сказал я — Оруджев.
Все поняли, что спорить бессмысленно, если первый заместитель министра лично взял на себя ответственность за принятое решение. Начались работы, в процессе которых произошли некоторые уточнения. Но Самотлор был освоен в запланированные сроки.