Если же, как планируется, миллионы из них будут депортированы для восстановительных работ, возрождение самой Германии затянется на длительное время. Опыт последней войны со всей очевидностью показал нереальность получить значительные денежные репарации от проигравшего. Вместе с тем лишь немногие осознали, что принудительное ослабление одной страны неблагоприятно сказывается на международном сообществе в целом. Поэтому бессмысленно превращать Германию в некое подобие сельских трущоб.
Всякий раз, когда я читаю такие фразы, как «военные суды над преступниками», «наказание военных преступников» и так далее, у меня невольно возникают воспоминания о том, что мне довелось увидеть в этом году в лагере для военнопленных на юге Германии.
Меня и еще одного корреспондента сопровождал невысокий венский еврей, которого зачислили в подразделение американской армии, занимающееся допросами военнопленных. Это был энергичный, светловолосый, довольно симпатичный молодой человек лет двадцати пяти. Его осведомленность в вопросах политики настолько превосходила уровень среднестатистического американского офицера, что общаться с ним было одно удовольствие. Лагерь располагался на летном поле, и, после того как мы обошли обычные боксы, проводник повел нас в ангар, где проходили «проверку» военнопленные, относившиеся к другой, особой категории.
В одном конце ангара на бетонном полу расположились в ряд около дюжины человек. Как нам объяснили, это были офицеры СС, которых отделили от других пленных. Среди них находился мужчина в грязной гражданской одежде. Он лежал, прикрыв лицо рукой, и, по-видимому, спал. У него были странные, сильно деформированные ступни необычной шарообразной формы, походившие скорее на лошадиные копыта, чем на человеческие конечности. Когда мы приблизились к этой группе, маленький еврей пришел в сильное возбуждение.
«Вот этот – настоящая свинья!» – произнес он и внезапно нанес своим тяжелым армейским ботинком распростертому на бетоне мужчине страшный удар по одной из деформированных ступней.
«Вставай, свинья!» – крикнул он, когда мужчина очнулся ото сна, а затем повторил что-то в этом роде по-немецки. Пленный с трудом поднялся на ноги и неуклюже вытянулся по стойке «смирно». Словно специально распаляя себя (он едва не пританцовывал, просвещая нас), еврей рассказал историю пленного. Как оказалось, тот был «истинным» нацистом: его партийный номер указывал на то, что он состоял в нацистской партии с первых дней ее создания. Этот человек занимал пост, соответствующий в политической иерархии СС генеральской должности. Можно было с уверенностью утверждать, что он руководил концентрационными лагерями и организовывал пытки и казни. Короче говоря, пленный олицетворял все то, против чего мы боролись в течение последних пяти лет.
Тем временем я жадно рассматривал его. Даже если не принимать во внимание неряшливый, оголодавший, небритый вид, который обычно бывает у тех, кто недавно попал в плен, он все равно производил отталкивающее впечатление. Вместе с тем этот человек не выглядел жестоким палачом и не обладал устрашающей внешностью. Он казался невротиком и даже, до определенной степени, интеллектуалом. Его светлые бегающие глаза прятались за толстыми стеклами очков. Пленного можно было принять за священника без сана, спившегося актера или медиума-спиритуалиста. Я видел множество подобных личностей в лондонских ночлежках и в читальном зале Британского музея. Без всякого сомнения, он страдал психическим расстройством и вряд ли был полностью вменяем, хотя в данный момент был адекватен настолько, чтобы опасаться очередного удара армейским ботинком. Тем не менее все то, что наш еврей-проводник рассказал нам об этом человеке, вполне могло быть правдой, – и, судя по всему, дело обстояло именно так! Нацистский палач, пугавший воображение обывателя, настоящий монстр и чудовище, против которого велась многолетняя борьба, превратился в элементарного жалкого негодяя, остро нуждавшегося не в суровом наказании, а скорее в психологической помощи.