Информаторы Коминтерна, ошивавшиеся в "Континентале" и соседнем отеле "Фалькон" - известном притоне ПОУМ - были бы еще больше заинтригованы планом, который Айлин разработала через три или четыре недели после своего прибытия в Барселону. Это было не что иное, как визит на фронт, где она могла бы временно воссоединиться с Оруэллом и переправить ему столь необходимые припасы. Копп был в игре и в середине марта, взяв в аренду штабную машину, отвез ее в Уэску, где она пробыла три дня, и ей разрешили переночевать вместе с мужем в одной из пристроек фермерского дома, служившего казармой подразделения. "Это был довольно интересный визит, - сообщила она Муру, - я никогда не получала большего удовольствия". В то утро, когда она должна была вернуться, Копп разрешил им провести дополнительные часы в постели: "Я появилась в черной темноте и пробиралась по колено в грязи через странные здания, пока не увидела слабое свечение... где Копп ждал в своей машине". Сохранилась знаменитая фотография, на которой дюжина членов контингента МЛП выстроилась позади одного из испанских пулеметчиков. Эйлин, прижавшаяся к Оруэллу, выглядит так, как будто она проводит время всей своей жизни.
Как всегда, оставались вопросы о здоровье Оруэлла. В письме Эйлин матери от 22 марта отмечается, что он посетил крошечную больницу в близлежащем Монфлорите, но утверждает, что ничего страшного, кроме "простуды, переутомления и т.д.". Осмотрев помещения и главного врача ("довольно невежественный и невероятно грязный... руки доктора никогда не мыли"), Эйлин не была впечатлена. При более благоприятных обстоятельствах, сказала она миссис О'Шонесси, она бы осталась в больнице и работала медсестрой. Теперь же она считала, что интересы ее мужа будут лучше соблюдены, если она останется в Барселоне и будет отправлять посылки на фронт. Как оказалось, вскоре Оруэлл снова оказался в госпитале с отравленной рукой. Он провел там десять дней, потеряв несколько своих вещей из-за испанских санитаров, но наслаждаясь прогулками по сельской местности. Из Монфлорита он написал длинное, ласковое письмо Эйлин, в котором благодарил ее за недавно доставленные сигары ("мое сердце растаяло"), сообщал, что его рука "почти поправилась", и обсуждал - в целом весьма благоприятные - отзывы о "Дороге на Уиган Пирс", которые были ему пересланы. Среди них была заметка Гарри Поллитта в газете Daily Worker, чей резкий тон Оруэлл объяснил тем, что он слышал, что автор был в POUM. На самом деле, уроженец Дройлсдена Поллитт, похоже, реагировал на то, что он считал чрезмерной привередливостью Оруэлла: большинство ланкаширских женщин, прочитавших книгу, настаивал он, "хотели бы вытереть пыль из штанов Оруэлла за его оскорбления и тонкий нос".
Он вернулся на фронт, чтобы принять участие в самом опасном эпизоде своей военной карьеры, когда потребовались добровольцы для ночной атаки на позиции фашистов. Из двух сохранившихся отчетов об этом сражении "Homage to Catalonia" более рефлексивный; описание, появившееся в "ILP New Leader", более энергичное ("Charge!" shouted Blair. "Направо и внутрь!" - крикнул Пэдди Донован. "Мы что, приуныли?" - кричал французский капитан Бенджамин"). Сам Оруэлл вспоминал дни, проведенные в Бирме во время преследования дичи ("то же мучительное желание подобраться на расстояние выстрела, та же похожая на сон уверенность, что это невозможно"). Благодаря обширному пространству свежевырытых траншей, которые саперы соорудили под покровом темноты, они подобрались на расстояние нескольких ярдов к фашистской линии, прежде чем защитники увидели их. Очевидцы подчеркивают хладнокровие Оруэлла под огнем. Один ополченец вспоминал, как он встал, чтобы крикнуть: "Вперед, ублюдки!", на что тот ответил: "Ради всего святого, Эрик, пригнись". Прорвав вражеские ряды, Оруэлл обнаружил, что преследует отступающего националиста по траншее на острие штыка. Как и воспоминания о Бирме, это вернуло его в Итон и к школьному инструктору по боксу, который рассказывал, как он однажды выпотрошил турка при Дарданеллах.