Оружейник. Книга четвертая. Приговор судьи

Я так и не закончил фразу. В голове что-то щелкнуло, переключилось, и совершенно неожиданно перед мысленным взором появилась четкая, написанная то ли кровью, то ли краской надпись. Да… Так и есть… Всего неделю назад я прочел ее на стене подъезда, когда спускался с крепостной стены Одинцовского поселения, того самого, что доживало свои последние, даже не дни, а часы. «Помни о кораблях» написала чья-то неведомая рука. Написала, чтобы увидел я, именно я. Сейчас в этом не было никаких сомнений. Почему? Да потому, что именно эти три слова, словно дремавшая до поры до времени программа, сработали в моем мозгу, и спасли нам жизнь.

Кто написал их? Сам собой напрашивался ответ – Главный. Это он не пожалел своей крови. Это он оставил послание, предупредил и направил. Кстати, и рука у ханха была порезана. Глубоченный такой порез!

Я уже собирался зачислить себе в актив разгадку пусть невесть какой, но все же тайны, но тут вдруг подумалось: а ведь если принять во внимание сроки всех последних событий, то ничего не выходит. В тот день, когда мы откапывали БТР, Главный, судя по его словам, находился на «Облаке» и еще не обзавелся человеческим телом. А сие значит, что и кровавые следы он оставлять не мог. Ну, никак не мог! Да и потом, когда мы с ним несколько дней провели буквально плечом к плечу, спали рядом, жрали из одного котла… он и тогда насчет надписи не обмолвился и словом.

После того как все это прокрутилось в голове, стало понятно, что вместо ответа на старую загадку я получил несколько новых. Вот же цирк-зоопарк! Получается, лучше не думать. Лучше тупо переть вперед и надеяться, что жизнь расставит все на свои места.

– Что это ты там бормочешь? – вернувшись к реальности, я вдруг понял, что Леший с подозрением на меня косится. – Никак контузило?

– Да в порядке я. Идти надо.

– Ты точно знаешь, что нам именно туда, в сторону этих кораблей?

– Точно? – я нервно расхохотался. – Ну, ты даешь! Разве тут можно что-нибудь знать точно.

– Согласен, вопрос идиотский, – чекист кивнул. – Лучше было бы так: у тебя есть хоть какие-нибудь соображения по поводу дальнейшего маршрута?

– Соображений нет. Одни ощущения.

– Ну, хоть что-то… – Андрюха стер с лица пыль и кисло улыбнулся. – Лично у меня ни первого, ни второго.

– Потопали, – я крепко стиснул автомат и шагнул вперед.

Прошли мы всего шагов десять, после которых Загребельный схватил меня за локоть и остановил:

– Гляди! – Андрюха указывал на лежащий чуток левее от нашего маршрута предмет.

Вокруг было разбросано довольно много всякой всячины. Это и камни, и куски от разбитого локомотива, и еще какие-то непонятные железяки, занесенные сюда неистовством взрыва, поэтому не мудрено, что я не обратил внимания на засыпанный пылью и песком грязный зеленый баул. А вот Леший… Видать он свое имущество чуял, будто кот валерианку.

Вещмешок оказался порван. Из его распоротого брюха в пыль вывалились фляга, консервы, пачки с патронами, на удивление целые и вроде как невредимые. Быть может, памятуя о весьма неприятной особенности Андрюхиной поклажи притягивать к себе убийственные малиновые молнии, мы бы так и оставили ее покоится с миром, но… От одного лишь вида всех этих богатств, ноги сами свернули с дороги.

– Патроны можно не брать, – протянул я, когда два голодных и усталых ободранца остановились над разбросанными по земле банками и упаковками. – «Калаш» твой накрылся, поэтому 5,45 теперь только в очко вставлять.

– Можно и в очко, главное нужной стороной, – ФСБшник отшутился чисто автоматически. Сам же он в это время присел на корточки и пытался аккуратненько, словно мину, подцепить жестянку с кильками.

– Неужто, вас и этому учили? – Настроение было паскудней некуда, однако в том-то и заключается парадоксальная суть бывалого солдата: он сможет позубоскалить даже на своем собственном смертном одре.

– Нас много чему учили, – Леший, наконец, решился и сгреб банку своей здоровенной ручищей. – Ничего не чувствую. Никакого разряда. – Андрюха поднял на меня слегка недоумевающие глаза.

Мне было нечего ответить, разве что пожать плечами. Именно на середине этого движения, как раз когда мои плечи уже вот-вот были готовы подпереть края шлемофона, я и заметил… По занесенному пылью и песком вещмешку словно ящерка проскользнула юркая белая молния. Я, видать, так и застыл, намертво прикипел взглядом к запыленной и выгоревшей зеленой ткани.

Загребельный сразу засек мой напряг и резко повернул голову:

– Чего там? – чекист никак не мог понять, что именно привлекло мое внимание.

– Надо в мешке поглядеть, – наконец выдавил из себя я.

– В мешке? – повторил Леший, но прежде, чем он даже успел пошевелиться, я наклонился и выдернул из пыли значительно похудевший армейский рюкзак.