Оружейник. Тест на выживание

Но была и хорошая новость. Я сумел дотянуться до стены. Это свидетельствовало, что контроль над несчастными измочаленными конечностями понемногу восстанавливается. Естественно, каждое движение доставляло жуткую боль, но, пусть это звучит парадоксально, боль сейчас стала моим союзником. Она помогала почувствовать руки и ноги, говорила о том, что они еще имеются в комплекте, а не давным-давно откусаны и пережеваны.

Итак, частей своего бренного тела я, кажется, не растерял. Замечательная новость! Теперь попробуем найти им должное применение. Я медленно подтянул правую руку к животу и ощупал себя. Может, осталось что-нибудь из оружия или снаряжения? Хотя даже почувствовать гладкую ткань бронежилета, и то была бы несказанная удача. Но меня ждало разочарование. Пальцы нащупали лишь рваную, жесткую от запекшейся крови футболку и брюки ХБ. Честно сказать, я был озадачен. Куда же подевалось все остальное? Как смогли снять… расстегнуть застежки? Однако эту свою растерянность, как и вопрос «Что же со мной приключилось?», пришлось сразу же отогнать. Потом. Сейчас главное – тварь, что копошится рядом. Не дать ей сделать свое кровавое дело. Напасть первым. Задушить голыми руками. У меня ведь просто нет другого выхода.

Я уже оклемался настолько, что даже смог повернуться на бок, грузно и неловко, но все же смог. Холмик свежевынутой земли перед моим лицом подсказал, что я прав, во всем прав. Что ж, посмотрим, кто кого! Все еще недостаточно четким, плывущим зрением я наткнулся на выкинутую вместе с землей половинку кирпича. Протянул дрожащую руку и вцепился в нее. Кирпич – это лучше, чем ничего. До боли сжимая колючий острый камень, я подумал, что готов. Пусть этот могильщик выползает. Сейчас он получит свою пайку.

Чтобы привлечь внимание зверя, я не нашел ничего лучшего, чем закричать. Я думал, что закричу. А на самом деле язык повис, как тряпка, и слов не получилось, только рык. Низкий, грудной, похожий на клокотание рык.

Зверь тут же стих, прекратил свою гребаную работу. Прислушавшись, я понял, что он начал елозить и ворочаться. Выбирается, падлюка. Собрав все свои силы, готовясь нанести удар, я ждал. Первый удар самый важный. Первого удара он не ожидает.

Когда над вершиной земляного холмика всплыло какое-то размазанное пятно, я приподнялся на локте и замахнулся. Пятно тут же юркнуло назад. Быстро так юркнуло. Или это я со своими искалеченными, заторможенными рефлексами уже ни к черту не гожусь? Ничего, сейчас я это узнаю. Сейчас мне это популярно разъяснят.

Разъяснения последовали в самой неожиданной форме:

– Эй, полковник, ты что, сдурел? – выкрикнул человеческий голос. – А ну, живо брось камень!

Голос… Это был голос живого человека. И не просто какого-то там человека, а знакомого, хорошо знакомого мне человека.

– Мент… – таким стало первое слово, произнесенное мной после возвращения с того света.

– Он самый. Собственной персоной, – буркнул мне в ответ грязный, мокрый от пота, но живой, несомненно живой майор Анатолий Нестеров.

Предвидя расспросы с моей стороны и заранее сочтя их крайне несвоевременными, милиционер поспешил предупредить:

– У нас очень мало времени. Я должен закончить подкоп. Иначе конец, сожрут и костей не оставят.

– Подкоп… – автоматически повторил я.

Очевидно, в моих глазах разума было не больше, чем у курицы. Именно поэтому Нестеров даже не попытался объяснить. Он просто отрывисто приказал:

– Лежи. Жди. Закончу – вернусь.

Ждать. Я уловил главное. Просто ждать. Как хорошо. Не надо ничего предпринимать, о чем-нибудь задумываться, просто ждать. Я благодарно кивнул майору и опустил голову на мягкую, только что вынутую землю. Нестеров с горечью взглянул на меня и с тяжелым вздохом скрылся в глубине темной норы.

Оставшись один, я расслабился. Не скажу, что почувствовал успокоение, скорее отрешенность. Ответственность за наши жизни как-то сама собой перетекла на плечи майора. Он словно давал мне возможность передохнуть, короткий тайм-аут, которым грех не воспользоваться. Через минуту я уже отключился. Не знаю, то ли это был сон, то ли, пардон за каламбур, сознательная потеря сознания. Важен был результат – забвение и покой.

Очнулся я самостоятельно. Не имею понятия, сколько уж там прошло времени, полчаса, час или, может, целые сутки, однако этого времени оказалось достаточно, чтобы привести в норму… нет, конечно же, не тело. Переломы и гематомы моментально зарастают только в кино, и то в самом тупом и примитивном. Вот что мне действительно удалось подремонтировать в себе, так это голову, сознание, память. Я огляделся по сторонам, причем сделал это уже ясным четким взглядом, практически без всяких там дополнительных оптических спецэффектов.