Оружие победы

«…Работа над противотанковой пушкой ЗИС-2 органически ввела меня в жизнь КБ, связала с конструкторами не формальными, а насущными «производственными» связями, которые в ряде случаев с годами превратились в дружеские.

В пушке все взаимосвязано. Так же взаимосвязаны люди, разрабатывающие конструкцию.

Конструктивно-технологическую компоновку ЗИС-2 проводил А. И. Сапожников. По возрасту он был не намного старше меня. Выбор баллистического решения и разработку ствола вел молодой специалист М.А.Бибикин под руководством Петра Федоровича Муравьева и Владимира Дмитриевича Мещанинова, который одновременно был и моим шефом. Над полуавтоматическим затвором работал В.С.Иванов, конструктор-практик, в прошлом — конструктор по приспособлениям в отделе главного технолога. Люлькой занимался Борис Ласман, почти ровесник мне, но к тому времени умудренный большим опытом, который заставлял меня относиться к нему как к старшему. Ему по ЗИС-2 выпала особенно трудная задача, так как люлька противотанкового орудия значительно длиннее, чем у танковых и дивизионных пушек, и особенно трудна для литейщиков. Поучительно было наблюдать со стороны, как напряженно работают над люлькой Ласман и литейщики Коптев, Чумаков, Колесников. Чтобы упростить дело, люльку расчленили на две части, которые предполагалось затем сваривать. Но и после этого задачу окончательно не решили. Отливка первой половинки люльки была такая, что я посочувствовал коллегам и втайне решил, что у них ничего не выйдет и придется возвращаться к сборно-клепаной конструкции — она сложная, дорогая, но все же надежная. Но они не сдавались. С трудом отлили более или менее приемлемые половинки, сварили и отправили на термообработку. И тут — новый удар: люльку так повело, что она стала похожа на пропеллер. Положение сложилось такое, что главный конструктор счел нужным собрать техсовет КБ, на котором подробно рассматривались все трудности в изготовлении люльки. Я в обсуждении не участвовал, но, как понял, мой образ мысли не был исключением. После обсуждения техсовет все же решил продолжать работу над литой конструкцией, а от сборно-клепаной отказаться даже в порядке подстраховочного варианта, чтобы это не расхолаживало. Решение это показалось мне рискованным, но, как я увидел позже, было единственно верным.

Таков был стиль КБ: трудности должны стимулировать поиск кардинальных решений, а не путей к отступлению. И решения находились. Так было и с люлькой. Разработали специальное приспособление, в котором вели термообработку люльки (это приспособление препятствовало деформации). А затем освоили и технологию изготовления цельной люльки. Для меня, как, полагаю, и для всех молодых конструкторов, подобные предметные уроки были очень эффективным воспитательным средством.

Саша Шишкин под руководством Ренне для ЗИС-2 проектировал верхний станок, пользуясь, как и большинство конструкторов, типовым проектом полковой пушки Ф-24. Шишкину помимо Ренне оказывал помощь Водохлебов. Это тоже характеризовало стиль КБ: молодежи поручались ответственные работы, а старшие конструкторы курировали их ход.

Конструкцию подрессоривания для ЗИС-2 разрабатывал С.Башкиров. Как мне было известно, он начинал в КБ с чертежника-конструктора и быстро вырос до выполнения самостоятельных работ. До ЗИС-2 он занимался подрессориванием пушки Ф-24 и работу по ЗИС-2 выполнял, как отмечалось на техсоветах, точно в срок и с высоким качеством.

Примечательным при работе над ЗИС-2 было еще и то, что здесь я впервые понял важность дела, которым занято КБ. Разумеется, я и раньше знал, что работа эта нешуточная, имеет значение для обороноспособности страны, но знание это было как бы абстрактным, и лишь на пушке ЗИС-2 оно стало предметным. Меня, конечно, не посвящали во все события, связанные с утверждением новой пушки. Однако отзвуки этих событий доходили в разных формах и до рабочих мест молодых конструкторов.

Как-то, примерно через месяц после начала проектирования ЗИС-2, главного конструктора при обходе рабочих мест сопровождал незнакомый представительный мужчина. Грабин детально вводил его в курс дел по ЗИС-2. Это был член коллегии и председатель техсовета Наркомата вооружения Сатэль, который приехал на завод по поручению наркома Ванникова. Как позже нам сообщили, Сатэль выразил удовлетворение состоянием и качеством работ по ЗИС-2. Более того, был приятно удивлен неожиданным для него широким разворотом работ и результатами, достигнутыми всего за месяц.

Проявлял интерес к работам по новой противотанковой пушке и секретарь обкома партии Михаил Иванович Родионов. Он присутствовал на испытаниях стрельбой и возкой опытного образца.

Вскоре после первых испытаний стрельбой на завод приехал вместе с Сатэлем сам нарком Ванников. Он очень подробно знакомился с состоянием дел. Было известно, что эта поездка предпринята наркомом по личному указанию Сталина, который придавал большое значение своевременному созданию новой мощной противотанковой пушки.

Все это производило сильное впечатление на молодых конструкторов, в том числе и на меня.

Занятно, что в то время положение КБ на заводе было таково, что дела КБ больше волновали наркома, чем руководство завода. Об этом я сужу по небольшому эпизоду. Однажды, когда пушка была уже собрана и велась отладка и доводка отдельных узлов, Мещанинов и я были отвлечены от работы громким голосом с кавказским акцентом. Мы оглянулись и увидели возле пушки директора завода Еляна и Грабина. Первое, что мы услышали от директора, было восторженное:

— Ах, какой хороший пушка! Какой красивый пушка!

— Как накат? — обратился ко мне Василий Гаврилович. Я ответил, что все в порядке. Затем по его указанию продемонстрировал экстрактирование гильзы на искусственном откате. Гильза извлеклась легко, красиво вылетела из каморы казенника и весело зазвенела на полу. Зрелище это настолько понравилось директору завода, что он просил повторить операцию еще и еще. Я уже стал бояться, как бы не задурила полуавтоматика, ведь отладка еще не была закончена. Наконец Елян «дан отбой», пожал всем руки и вместе с главным конструктором удалился.

Оказалось, что Амо Сергеевич только теперь впервые увидел новую противотанковую пушку ЗИС-2, которой регулярно интересовались Москва и обком партии.

Но здесь я опередил события и упустил примечательный момент, имеющий отношение не только к созданию ЗИС-2, но и к атмосфере всего КБ в то время.

Перед первым опробованием стрельбой опытный образец пушки был предоставлен конструкторам для отладочных мероприятий первой очереди. Отладки требовали все агрегаты, в том числе, конечно, и противооткатные устройства. Однажды утром, придя в цех, я увидел за маховиками механизма наведения Константина Константиновича Ренне. Усилия на маховиках были пока непомерно большими. Сделав несколько попыток пройти углы наведения, Ренне выпрямился и, тяжело дыша, облокотился на щит. Его сухое лицо вытянулось, по лбу и щекам текли крупные капли пота. Отдышавшись, Ренне дал команду своему конструктору продолжать отладку, а сам ушел в КБ. Я стоял в нерешительности. Нужно было заниматься противооткатными устройствами, а пушка занята. Поинтересовался у конструктора, долго ли он будет еще отлаживать подъемные механизмы, но тот посмотрел на меня недружелюбно и весьма нервно ответил, чтобы я не мешал. Пришлось вернуться в КБ. Выслушав меня, Мещанинов предложил заняться отладкой наших устройств на следующее утро. Но и утром следующего дня, придя пораньше, я опоздал: тот же конструктор был уже возле пушки. Мы с Мещаниновым сделали попытку оттеснить его от орудия, но ничего из этого не вышло. Пришлось идти «за правдой» к Ренне. Он, не отрывая глаз от чертежа, довольно сухо заметил:

— Механизмами наведения тоже нужно заниматься.

Мещанинов всегда с большим уважением относился к Ренне, поэтому спорить не стал.

— Что ж, Константин Константинович, смотри сам — тебе виднее.

В этот день пушку нам так и не удалось получить, а на следующее утро, едва я появился в цехе, на меня набросился начальник сборки Иван Степанович Мигунов:

— Что же ты не занимаешься противооткатными?! Пушку сейчас на полигон повезут стрелять, а она не докатывает!

Я только махнул рукой:

— Перед смертью не надышишься, — имея в виду, что отладка наших механизмов требует больше времени, чем есть в нашем распоряжении.

В тот же день сообщили, что в конце работы состоится производственное совещание КБ. Я поделился с Владимиром Дмитриевичем своими опасениями: как бы нам не «всыпало» начальство за противооткатные устройства. Он призадумался, а потом сказал, что ничего страшного: испытания только начинаются, и в конце концов мы же не по своей вине затянули отладку. Собрались в нашей комнате она была самой большой в КБ. Все проходы заполнились конструкторами. Доклад делал Грабин. Разговор в основном касался ЗИС-2. Как всегда, доклад главного конструктора был обстоятелен и полно характеризовал не только положение дел в целом, но и поэтапно. Кратко остановившись на истории возникновения замысла и упомянув в этой связи имена Ванникова и маршала Кулика, он перешел затем к графику работ по ЗИС-2 и к его выполнению. На общем фоне противооткатные устройства выглядели неплохо. Владимир Дмитриевич даже повернулся ко мне и подмигнул: дескать, говорил же я тебе, что все будет в порядке. Вторая часть доклада, касавшаяся изготовления и сборки опытного образца, тоже не содержала ничего для нас неприятного. Я уж было совсем успокоился, но тут Василий Гаврилович перешел к разговору о ходе отладки.

— Этот вопрос я начну с противооткатных устройств, — таковы были его первые слова. — Их проектировал молодой инженер Калеганов и, надо сказать, справился со своей задачей. Он сравнительно быстро выпустил рабочие чертежи. Производство ему раньше других изготовило агрегаты, сборка прошла удачно. Но когда все оказалось «на пушке», Калеганов и Мещанинов не удосужились заняться отладкой, и первую стрельбу пришлось проводить с неотлаженными противооткатными устройствами. Стрельба прошла нормально, но не работал полуавтомат вследствие вялого наката. Федор Федорович, у нас так не принято работать. Свое дело надо доводить до конца. Кроме вас, им никто заниматься не будет. Не ручаюсь за точность фраз, но смысл их был именно таков. После окончания доклада ни у кого вопросов не возникло и перешли к обсуждению. Выступил, в ряду с другими ведущими конструкторами, и мой шеф. Нужно сказать, что Владимир Дмитриевич меня сильно разочаровал. Он ни словом не обмолвился о причинах нашей «неразворотливости», и виноватыми оказались мы. Позже, узнав его поближе, я понял, что не в его характере было оправдываться или выискивать объективные причины. Но в тот момент все происходящее воспринялось мною как явная несправедливость. Вероятно, ощущение неясности осталось и у других, потому что тут же поднялся Назаров и предложил предоставить слово для разъяснений мне.

— Владимир Дмитриевич ничего не сказал о причинах. Пусть Калеганов сам расскажет, что там произошло, — повторил он.

Я не заставил себя упрашивать. Со всем своим пылом, усиленным и чувством обиды, я рассказал все в деталях и сгоряча даже упрекнул Мещанинова в том, что он с мнением Ренне считается, а Константин Константинович с нами — нет. Помню, у меня, к счастью, хватило такта добавить, что в вопросах отладки я пока еще неграмотен, однако ни от какой работы не отказываюсь и готов хоть сейчас же после собрания идти и заниматься пушкой. С тем и сел. Волнение мое было так велико, что я ничего не уловил из выступления Горшкова, секретаря партбюро, и смог сосредоточиться, лишь когда Грабин подводил итоги обсуждения.

— Мы все понимаем Федора Федоровича, — счел он, вероятно, долгом смягчить впечатление от своего же «разноса», — и пока не ставим вопроса о его пребывании в коллективе. Речь идет лишь о том, что нельзя забывать свои обязанности.

— Василий Гаврилович, Калеганов-то тут при чем? — послышалась реплика Назарова. — Ведь он все ясно рассказал!

— Это не оправдание, — возразил главный конструктор. — Если возникли помехи, он должен был их устранить или хотя бы доложить мне!

При этих словах воцарилась глубокая напряженная тишина: не зная того, Василий Гаврилович коснулся очень больного вопроса. Дело в том, что вскоре после присвоения Грабину звания генерала-майора технических войск у него появился новый адъютант, некто Григорян. Товарищ оказался «себе на уме» и начал проявлять инициативу. Трудно сказать, зачем ему это понадобилось (думаю, для увеличения собственной значимости), но вскоре сложилось такое положение, что между главным конструктором и коллективом КБ возникла, как мы говорили, «стена Григоряна». Рядовой конструктор вообще был лишен возможности войти в кабинет руководителя КБ. С начальниками подотделов Григорян поступал хитрее. Он предлагал им, прежде чем идти к Василию Гавриловичу, позвонить: узнать, на месте ли он, свободен ли. В сущности, возразить против этого было нечего, но на практике обернулось тем, что если не для секретаря партбюро Горшкова, для Шеффера или Ренне, то для рядовых конструкторов Григорян стал «непроходимым». На вопрос, может ли Грабин принять сотрудника, следовал ответ:

— Василий Гаврилович занят почтой.

Или:

— У него посетители из наркомата.

— Василий Гаврилович отдыхает после обеда.

Все это вызывало, помимо прямых помех в работе, негодование среди конструкторов, привыкших к деловым и весьма демократичным порядкам в КБ. Однако повода для критики установленного адъютантом порядка не представилось вплоть до этого дня.

Воспользовавшись паузой, возникшей после замечания Грабина, я позволил себе сыронизировать:

— Попасть к вам в кабинет нынче не в состоянии даже начальники подотделов, где уж мне — простому смертному!

— Это еще почему? — последовал вопрос Грабина. Мне пришлось объяснить руководителю КБ, какую роль взял на себя его адъютант. По залу пронесся вздох облегчения.

После собрания главный конструктор подошел ко мне и Владимиру Дмитриевичу и сказал, что ждет нас завтра с утра со всеми материалами по противооткатным устройствам. Наутро, ровно со звонком, мы были в приемной. Григоряна как подменили. Он расплылся в любезной улыбке, и сообщил, что Василий Гаврилович нас ждет. С той же приветливостью и дружелюбием на лице он попрощался с нами, когда мы, закончив обсуждение дел с Василием Гавриловичем, вышли из кабинета. Мещанинов не взглянул на адъютанта, а в коридоре признался:

— Даже смотреть на него не могу — тошнит!..

Судя по всему, после вчерашнего разговора Василий Гаврилович «окоротил», как говорится, своего ретивого порученца. И впредь не было ни одного случая, когда конструктору кто-либо помешал бы попасть к руководителю КБ, — ни во время доработки ЗИС-2, ни при создании других пушек…»