И Ингитора испытывала к нему в эти мгновения не столько страх, сколько жалость. Она не могла не жалеть его, изнутри сгрызаемого безжалостным драконом, но не могла забыть, что для утоления своей жажды мести Бергвид не шутя, не на словах, а на деле вымостит человеческими головами дорогу в Нифльхейм. А дорога эта бесконечна…
— Ты не устал? — вдруг неожиданно для себя самой спросила Ингитора. Ей показалось, что многолетняя тяжесть мести целого племени, которую нес на себе этот человек, давно должна была пригнуть его к земле. Она сама вдруг испугалась своего вопроса.
Но еще больше напугало ее то, что случилось потом. Бергвид вдруг склонил черноволосую голову к ней на плечо, сильно обнял ее и зашептал едва слышно, и голос его дрожал и прерывался:
— Да, да, я устал! Как я устал! Всю жизнь я нес это все один! Если бы только не она…
Ингитора застыла с огромными от ужаса глазами: объятия самого Фафнира ей казались не так страшны. И этот внезапный приступ жалости к самому себе у Бергвида Черной Шкуры казался ей грозящим какими-то чудовищными последствиями. Этот человек напоминал ей тяжелый камень, подвешенный на веревке и качающийся из стороны в сторону, переходя от ярости к тоске, но и то и другое у Бергвида было чудовищной силы, И чем сильнее толкнешь камень, тем с большей силой он вернется и ударит тебя. Говорят, хитроумные говорлины такой уловкой ловят медведей возле медовых дупел… Чего только в голову не придет!
Бергвид вдруг выпустил Ингитору и сел прямо. Лицо его было спокойно. Охапка хвороста сгорела.
— Когда-нибудь я подарю тебе голову Торварда конунга, — пообещал он.
Вот уже третий человек обещает ей это. Но Ингитору ничуть это не радовало. Перед ее взором возникла эта голова — окровавленная, волосы перепутаны и слиплись, а лицо мертво и настолько страшно, что черты его нельзя разобрать. «Не хочу!» — решительно сказал голос внутри нее, и она едва удержалась, чтобы не произнести этого вслух. Ей казалось, что только здесь, на Квиттинге, возле Бергвида, она стала понимать, что такое месть. Раньше это было только слово. Теперь она увидела лицо мести — и оно оказалось слишком страшным. Желание смерти другому убивает душу.
Вдруг возле леса, неясной черной громадой шумевшего в густых сумерках, на уровне человеческого роста сверкнули два пронзительно-желтых огня, а над ними, чуть повыше, два других, зеленых. Они приближались стремительными скачками. Ингитора вскрикнула и невольно схватила Бергвида за руку — любой живой человек, даже он, казался ей сейчас лучше, чем те страшные ночные гости, чем эта душа мертвого Квиттинга.
И Бергвид вдруг сам сжал ее руку. Ингитора чувствовала, как он напрягся, и с изумлением поняла, что он тоже боится. Он, наводящий ужас на всех живых, боялся существа, которое было еще менее живым и более злобным, чем он сам.
Из темноты выскочила серая тень огромного волка. Со спины его соскользнула серая косматая фигурка с копной рыжих волос. Глаза Дагейды слабо светились зеленым и, казалось, освещали ее бледное лицо.
— Почему ты не привел к Лисьему Мысу тот корабль? — сразу спросила она у Бергвида, вступив в круг света от костра. Ингитора думала, что ведьмы боятся огня, но, как видно, и в этом она ошибалась.
— Я не догнал его, — бросил в ответ Бергвид. Голос его казался сдавленным, как будто ему было трудно говорить.
— Не догнал! — Дагейда издевательски всплеснула руками. — Жадный, ты слышишь, что он говорит? — Она обернулась к своему волку. — Не догнал! Разве зря Ньёрд дал тебе одного из своих быков? Разве ты не знаешь, как склонить к себе его милость?
— У меня на корабле не было никого подходящего! — с недовольством отозвался Бергвид. Даже от ведьмы он с трудом переносил упреки.
— Никого! — подхватила Дагейда. — А она?
Ведьма махнула рукой в сторону Ингиторы, и той стало так неуютно, словно повеяло ледяным дыханием севера. Она еще не поняла, о чем говорят эти двое, но ничего хорошего от их беседы не ждала.
— Она была с тобой на корабле! — продолжала Дагейда. — И она отлично подошла бы! Женщина — лучшая жертва хозяевам моря!
— Ее нельзя! — сурово ответил Бергвид, и Ингитора ощутила к нему нечто вроде слабой благодарности за защиту. — Она нужна мне самому!
— Самому? — с издевкой удивилась Дагейда. — Фенрир Волк! Зачем, скажи во имя Видольва? Разве у тебя мало женщин? В Усадьбе у тебя живет семь или восемь, разве нет? Зачем тебе еще одна?
— Она не просто женщина. Она — скальд. Она поможет мне. Ее отца убил Торвард конунг.
— Вот как?
Зеленые глаза Дагейды обратились к Ингиторе. Несколько мгновений ведьма молчала, рассматривая ее, потом подошла ближе. Ингитора поежилась, ей хотелось оказаться как можно дальше от Всадницы Мрака. А та уселась прямо на землю рядом с ней, каждое движение ведьмы дышало нервным звериным проворством. Ингитора явственно ощущала, что рядом с ней оказалось существо, не принадлежащее человеческому миру, родное по крови валунам и вереску, но не людям.
— Вот как? — повторила Дагейда. — Неужели так? Тебя обидел мой брат?