Оружие страха

Выяснить имя скромного опера мне помог Мельников. Иногда я пользуюсь личными связями. А именно — обращаюсь за помощью к однокурснику и верному другу по моим молодым игрищам Андрюше Мельникову. Обычно он относится к моим затеям довольно добродушно. Если я не захожу, по его мнению, слишком далеко. В определении пределов дальности моих действий наши мнения часто расходятся.

Сначала Андрюшка ворчал, что «дежурящий ночью опер — это из области фэнтези», потом все-таки позвонил в нужное отделение и радостно сообщил, что действительно, нашелся такой нетипичный опер, по фамилии Ячкин.

Вот и отправилась я к нетипичному Ячкину на крыльях надежды.

Естественно, придумав себе красивую легенду о том, что я репортер криминальной хроники газеты «Тарасовские вести».

Чтобы у Ячкина не было никаких сомнений на сей счет, мой давний друг Володя, подвизающийся в данной газете в качестве руководителя отдела этой самой хроники, выправил мне ксиву, из которой даже тупому стало бы ясно, что Татьяна Иванова является внештатным сотрудником славного издания, и попытки уклониться от ее вопросов нежелательны и бесполезны.

Все было продумано и скроено так ладно, что у меня несколько повысился жизненный тонус.

Я подошла к желтому зданию местного отделения милиции, радостно напевая известный хукеровский блюз «Бум-Бум», и сердце мое стремилось навстречу доблестному Ячкину.

Ибо сей славный Ячкин был одним из узелков, распутав которые я могла бы добраться до разгадки.

* * *

Василий Ячкин оказался именно таким, каким я его себе и представляла. Он сидел за внушительным столом и задумчиво ковырял в зубах спичкой. Вид у него при этом был примерно такой же, какой бывает у нашего президента во время его обращений к народу.

То есть в глубоко посаженных глазках сквозила большая озабоченность несовершенством мира и огромное стремление сделать сей мир более гармоничным и прекрасным.

Мясистый нос нависал над пухлой верхней губой, а скромная жидкая прядка изо всех сил пыталась закрыть огромную лысину.

Одним словом, красавец, орел, кавалергард! Я застыла у входа, ослепленная его великолепной стандартностью. Он воззрился на меня с немым изумлением и поинтересовался:

— В чем дело?

Вышло у него это грозно и внушительно, отчего моя душа затрепетала, как тростинка на ветру. Я поняла: поблажек мне не будет. «Засодют» на полную катушку.

— Я из газеты, — робко объяснила я, сделав шаг вперед. Он посмотрел с немым изумлением, потом, видимо вспомнив про ночное происшествие, стал немного благосклоннее.

Правда, мне показалось, что появлению в его взгляде снисходительности более способствовали мои ноги. Красота, скажу я вам, страшная сила!

Во всяком случае, именно на них был направлен его плотоядный взгляд, когда я услышала милостивое:

— Ну-ну…

Я приободрилась. Ячкин, кряхтя, оторвал от стула внушительный зад и пододвинул мне стул.

— Садитесь, — добродушно усмехнувшись, присоветовал он, — в ногах правды нет…

С этим утверждением я была не согласна. Поскольку мои ноги не являлись простыми конечностями. Мои ноги были боевым оружием. И я это высоко ценила в них. Однако я присела на краешек стула, кротко прошептав «Спасибо» и подумав в очередной раз, как много потерял в моем лице наш российский театр!

— Так о чем разговор? — спросил Ячкин. Причем мне показалось, что он хотел выразиться гораздо проще. То есть звучать это должно было так: «О чем базар?»

— Вы были на дежурстве, когда актриса Волошина покончила с собой? — я была воплощением невинной глупости.

— Ну, дело было так… — задумался опер, — я был вызван на место происшествия гражданином Вощиновым и обнаружил гражданку Волошину лежащей на тротуаре. Собственно, это все.

Он посмотрел на меня гордо и радостно. По-видимому, произносить столь длинные фразы ему доводилось не очень часто.

Я кивнула.

— А вы не заметили ничего подозрительного? — поинтересовалась я. — Ходят слухи о том, что Волошина была убита…

Мне показалось, что в глубине его глаз мелькнул на мгновение огонек напряженности.

Он пожевал губами, потом посмотрел на меня и решительно ответил:

— Ничего подозрительного в данной местности я не заметил. А эти актерки… Все они не в себе…

И он покрутил пальцем у виска. Бедная Анька…

— Значит, никто из дома не выходил и во дворе никого, кроме Вощинова, не было?

— Нет.

Ладно. Когда человек врет, у него есть для этого резон. Резон Ячкина пока был мне неясен. Правда мне показалось, что врать ему просто нравится.

Зато сам он мне не нравится, — грустно констатировала я. Он неприятен. Слишком неприятен. Но пока…

Пока он довольно нетерпеливо ожидал моего ухода.

Я вздохнула. Похоже, я больше ничего не вытяну из этого человека с бугристым лицом. Я встала.

— Большое спасибо, — протянула я руку. Как и ожидалось, рука Ячкина была липкая и противная. Он облегченно выпроводил меня за дверь. Я прислонилась к подоконнику.

Опять облом, Иванова! Ах, Анька! Ну, подскажи мне, где искать твоего убийцу! Пожалуйста, Анечка!

* * *