Оружие уравняет всех

Он сделал звонок из приемной и назначил Ирине Бекатору место встречи — подальше от дорожных заторов.

Он узнал клиентку по тому, как она глазами облизывала машину Николаева. Когда она изящно склонилась над дверцей пассажира, Каталин тихо обронил товарищу:

— Сутулая, курносая, с кроличьими зубками. Был бы я негром из Камеруна, тоже запал бы на нее.

— Ирина? — Живнов улыбнулся ей.

— Да. — Она резко распрямилась, чуть втягивая голову в плечи, будто над ней нависла притолока.

— Меня зовут Павлом. Садись в машину, Ирина. Отъедем немного.

Она была одета в хлопчатый блейзер, который был ей к лицу и гармонировал с сиреневым топом, и юбку. Она немного растерялась, попав в мужскую компанию. Ответила на приветствие Каталина.

Припарковав машину напротив сквера, Живнов приступил к делу:

— Я в курсе твоей проблемы. Меня предупредили, чтобы я держался подальше от нее. Но это мне не мешает. Начнем с самого начала. Считай, я ничего не знаю.

— Кто вы? Помощники Николаева?

— Иногда нас называют партнерами, иногда детективами, но чаще всего — космонавтами.

— Космонавт на жаргоне — лох, которого посылают на трудное задание, — объяснил со своего места Каталин. — Жертва, короче. Кто мог выкрасть твоего ребенка?

— Отец моего покойного мужа — Ибрагим. Только он.

— Пару слов о нем.

Она прикурила сигарету. Живнов бросил в рот жвачку и опустил стекло со своей стороны.

— Ему пятьдесят два. У него четыре жены и девятнадцать детей.

— Мужик время зря не терял, — заметил Каталин. — Разбрызгивал сперму налево и направо. Это его отпрыски похитили твою дочь?

— Кто знает?.. Их я ни разу не видела.

— То есть ты не была в Камеруне?

— Нет, — покачала она головой.

— Мы слушаем.

Ирина рассказала о том, что узнала от покойного мужа. Камерунских султанов зовут фонами. Один из них придумал народу религию Новат Кавот — смесь анимизма, католицизма и ислама. Он же основал типографию, изобрел собственный алфавит — из восьмидесяти символов. Французы сослали его в Яунде, там он и умер. Из Фумбана его сослали в столицу. Победу над его религией и алфавитом одержал ислам. Но султан и сейчас не имеет государственной власти. А вот общественное влияние его огромно.

— С чем это можно сравнить? — спросил Живнов. — Может быть, с влиянием главного аксакала на Кавказе?

— Не в курсе…

Он долго молчал, перебирая в уме способы воздействия на молдаванку, и пришел к выводу, что лучше всего провести заметную черту между защитником и нападающим.

— Если я возьму твое дело, тебе придется раскошелиться на круглую сумму. Камерун — не Тамбовская область, сама понимаешь.

— Сколько? — без задержки спросила она.

— Могу назвать приблизительную сумму — триста тысяч долларов.

— Мне не хватит денег, чтобы оплатить услуги адвоката, — еле слышно обронила она. — Что остается? Продать квартиру…

— Или отдать ее задаром и перебраться лет на пятнадцать в женскую колонию. Поправь меня, если я ошибаюсь.

— Да нет, ты прав. Но дело больше в моей дочери. Я готова и на пятнадцать лет колонии, лишь бы вместе с ней.

Живнов не стал бросаться словами: «Вот это ты перспективу ей сляпала!» Собственно, он услышал дурной голос женской логики, о чем еще говорить? Она любила свою дочь и ради нее была готова рискнуть головой. Это читалось в ее глазах.

— Вы мне поможете?

— Как только получу деньги. Половину отдашь до ноября, остальные — когда получишь свою дочь.

— Ты сказал — «ноябрь»?

— Всего два месяца. Я знаю о Камеруне не понаслышке, — сменил он тему. — В плане природы эта страна — африканская Греция. Лучшие месяцы с ноября по февраль. Одно из самых влажных на земле мест. А в северных районах как раз зимой дует из Сахары харматтан и несет с собой пыль, песок, мусор. В другие месяцы еще хуже: по дорогам не проехать из-за дождей, и жарища адская.

— Ты был в Камеруне?

— Где я только не был.

— Значит, ноябрь… — еле слышно с поникшей головой сказала Ирина и даже, заметил Живнов, один за другим загнула пальцы: три месяца ждать. Тогда как ей казалось, у него на все про все уйдет не больше трех недель.

— Да, три месяца, — подтвердил Живнов. — Я должен рассмотреть проблему с разных сторон и взвесить возможные последствия. И ты можешь возразить: все так говорят. Да, пожалуй, ты будешь права. Но время проходит быстрее, чем мы успеваем заметить.

— Да, да, — несколько раз покивала она.

Живнов более внимательно вгляделся в лицо женщины и, помедлив секунду, спросил:

— Нездоровится?

Она зябко повела плечами.

— Не по себе последнее время. Кажется, что за мной наблюдают. А еще точнее, не спускают глаз. Будто кто-то посторонний всегда рядом. Когда лежу в кровати, он давит невидимой рукой на грудь, закрывает ладонью рот. Тогда становится трудно дышать. Сердца не чувствую. Будто кто-то завладел мной. Самое страшное то, что я, пытаясь отыскать причину в похищении дочери, не нахожу ее. Что-то другое довлеет надо мной.

Живнов выслушал ее внимательно и скрыл озабоченность за прощанием на американский манер: