– Не бывает свободного и независимого искусства. Не бывает! Если в духовной жизни имеется пестрый балаган направлений, значит так нужно власти. Это ее устраивает, потому что балаган сбивает народ с толку. А вредным для себя направлениям она ходу все равно не даст. Только сделает это хитрее, чем Сталин. Сталин-то не хитрил. Он прямо сказал, что социалистической системе идейный балаган не нужен – громогласно трубил Поцелуев – И я с ним согласен, потому что он обязательно предполагает гнилой угол, который при известной слабости властей может превратить всю духовную жизнь народа в зловонное болото. Зачем народу на марше болото? Народу обманутому – без болота не прожить. Он его миазмами дышит и от этого успокаивающие галлюцинации получает.
И так ему в этих галлюцинациях хорошо, таким свободным он себя ощущает, так за себя радуется! Вот, например, такая галлюцинация, как свобода содомии. Сколько героической борьбы за свободу содомитов в Европе свершилось, сколько копий поломано, денег заработано и так далее. И ведь гордятся они, что у них каждый содомит может открыто заявить о себе как о содомите, а семейная пара содомитов может взять на воспитание ребенка, чтобы сделать и из него еще одного педераста. И вот результат – подавляющая часть творцов Европы являются педерастами. А Библия, между тем, содомию запрещает. И правоверные мусульмане ее жестоко преследуют. Почему? Ведь разные религии, а их отношение к педерастии одинаковое.
– Общепринятое понимание заключается в том, что таким образом общество защищается от вырождения.
– Плевать я хотел на это общепринятое понимание, которое педерастами и придумано. Уж больно мягкий вариант получается. Вырождение вырождением, а главное состоит в оскорблении Высшего Промысла, который всеми народами признается. Это оскорбление не может оставаться безнаказанным, вспомни Содом и Гоморру, которые как раз такими вещами грешили и в результате сгинули в испепеляющем пламени.
Вот так, уважаемый Александр Александрович, дорожка и прокладывается: от показушного страдальчества творца к его якобы гениальным плодам, дальше к требованиям некой свободы творчества, попирающей высшие ценности, а кончается самым настоящим нужником, в котором сейчас и барахтается культура нашего родного Отечества.
– Не могу с Вами согласиться, Порфирий Петрович. Вы меня уж простите, ради Бога, но оппозиционное искусство должно существовать.
– В каком таком мире, скажите на милость? Или может Вы в своей Германии обнаружили мощный поток оппозиционной литературы, которая против существующей системы работает?
– Конечно, есть критически мыслящие авторы…
– Дурака не валяйте, господин Зенон. Ваши Гюнтер Грасс или Генрих Бель и яйца выеденного не стоят со своей критикой, потому что они приспособились к системе и не брезгуют побарствовать. Люди не бедные и в модных салонах постоянные. Все их отличие от других таких же приспособленцев в том, что они каждый день бреются. Нет на Западе оппозиционного искусства. Есть свора творцов, обслуживающих буржуев. А рядом с ними существуют презренные маргиналы, которым грош цена. Настоящее искусство всегда одно. Его кисть – совесть, а мольберт – вера в Господа. А если художник в каком-то непонятном экстазе шваброй по холсту колотит и при этом грязные пятна оставляет, то это, пардон-с, всего лишь манифестация творческой несостоятельности. Тут с экстазом надо разбираться. Я-то уверен, что он от бесов.
– Порфирий Петрович, я смотрю, Вы на любимого конька сели, а я ведь по конкретному вопросу сюда явился.
– Документики? Вот Вам письмишко одного англичанина другому. Оба истории хорошо известны. Читайте. А я пока на англичан поглазею.