Осада Бестрице

Отдав приказ, граф поздоровался за руку со всеми офицерами и бургомистром Блази; это был его старый друг, и Пон-грац еще раз заверил Блази, что город Жолна никакого ущерба не понесет. Под руку с бургомистром он, а за ним и все остальные направились в отдельный кабинет ресторана. Станислав Пружинский, дремавший на одной из телег в самом конце обоза, своим орлиным взором разглядел все происходившее и смекнул, что в ресторане развернутся интересные события, а потому, не жалея ног, поспешил присоединиться к компании. Вскоре вернулся и комендант замка Ковач доложить графу, что приказ его доведен до сведения войск. На пороге «кабинета» ему удалось задержать на миг начальника будетинского гарнизона и шепнуть ему на ухо:

— Ваше сиятельство, отговорите как-нибудь нашего графа от этого сумасбродного плана! Боже ты мой, и как только может такое прийти человеку на ум! Ведь нас всех переловят в этом самом Бестерце и отправят прямиком в Будапешт, в сумасшедший дом…

— Я уж и сам над этим ломаю голову, господин Ковач. Ну, там будет видно, как поступить.

Они проследовали за остальными в «кабинет». Это была просторная комната с единственным большим столом посередине. Хозяин ресторана Богдан Ягович — армянин с бронзовым лоснящимся лицом и обвисшими усами, чем-то напоминавший крысу, которую окунули в смолу, — сделал над ее дверью надпись: "Пивная для господинов".

Ягович был человек изобретательный, о чем свидетельствовал хотя бы тот факт, что вместо традиционного в ресторанах изображения короля Гамбринуса[26] (самого популярного из всех королей) он приказал художнику намалевать на стене своего собственного отца с кружкой пенящегося пива в руке; таким образом кабатчик заставил старичка папашу выполнять сразу две обязанности: в качестве уважаемого предка — украшать, на радость внукам, ресторан и в то же время способствовать процветанию предприятия дражайшего сына, всем своим видом приглашая возлюбить пиво Яговича-младшего. Но, поскольку покойный господин Ягович был известным торговцем в Жолне, сын его велел художнику изобразить предка таким образом, чтобы но портрету сразу было видно, что Ягович принадлежал к купеческому сословию. Автор портрета легко решил эту сложную задачу, изобразив старика с весами на шее и бланком векселя на коленях. Видно, художник был тоже горазд на выдумку.

Но Пружинский переплюнул и его: пока ожидали пива ("Самого свежего?" — крикнул Ягович официантам, завидев знатных господ), он вскочил на стул, чтобы дотянуться до намалеванного высоко на стене покойного господина Яговича, и, вытащив из кармана карандаш, начертал на бланке векселя: "Вексель акцептован. Станислав Пружинский".

Все присутствующие захохотали. Больше всех эта выходка потешила графа Иштвана; он смеялся до слез и, когда принесли свежее пиво, уже совсем весело принялся рассказывать историю побега Эстеллы с бароном Бехенци-младшим, которые укрылись в Бестерце. А поскольку город не хочет выдать беглецов, — он, граф, решил наказать Бестерце.

Рассказ Понграца имел такой успех, что нельзя было не выпить за победу его воинства. Но ведь пиво — немецкий напиток, им нельзя даже чокаться! Давайте закажем красного вина! В погребе у Яговича есть замечательные вагуйхейские вина!

За пурпурно-красным, искрящимся сухим вином веселей течет беседа.

— Ах, негодница Эстелла! Видно, все женщины одного поля ягоды! — И начальник гарнизона стал рассказывать всевозможные истории о женщинах. А тема эта неисчерпаема, особенно если за нее примется господин майор. Граф Иштван очень любил послушать о знаменитых похождениях своего родственника в те дни, когда тот был еще капитаном. В особенности интересен был случай в Венеции, когда молодой повеса, услыхав шаги обманутого мужа за дверью будуара герцогини, полуодетый и босиком выскочил через окно, прямо в Canale Grande [Большой канал (итал.)]. Однако для этого нужно представить себе хотя бы… ну, хотя бы итальянское небо.

И офицеры и граф Иштван уже по многу раз слышали эту историю, тем не менее она понравилась всем, а больше всех Пружинскому.

— Браво, браво! — воскликнул граф Иштван и чокнулся с начальником гарнизона. — Озорник был ты в молодости, дорогой мой родственник! Однако послушаем теперь о приключении в Пожони…

— О нет, нет, не смею, мне совестно! Седины господина бургомистра… — отнекивался начальник гарнизона, покручивая ус.

— Полно, братец, — перебил его Иштван. — Он тоже с удовольствием послушает. Не правда ли, Блази?

Бургомистр улыбнулся в знак согласия.

Под звон бокалов бутылки пустели, настроение все поднималось, и вскоре граф Иштван, подойдя к окну, крикнул одному из своих солдат, чтобы прислали лапушнянскпй оркестр.

Начальник будетинского гарнизона шепнул Блази на ухо:

— Надо его во что бы то ни стало споить. У меня есть отличный план.

Бургомистр подмигнул ему своими честными зелеными, как у кошки, глазами.

— Господа, ну что же, услышим мы, наконец, эту историю, про пожоньскую даму?

— Да, да, просим!

— Богдан, вина! А солдатам выкатить бочонок палинки![27] Ну, рассказывай, что там приключилось с пожоньской дамой?