Осада, или Шахматы со смертью

— Заклепали уже двадцать пять четырехфунтовых пушек, которые мы решили оставить. Лабиш сбросит в воду, сколько сможет… Прочее сожжено или превращено в конфетти.

— А что там с моим багажом?

— Готов и уложен, как и мой. Недавно отправлен. С эскортом.

— Да… Мы с тобой не много потеряем, если что…

Они переглядываются с улыбкой. Невеселой и сообщнической. Когда столько времени проводишь бок о бок, слова становятся не очень нужны. Оба уезжают с тем же, с чем приехали. Не разбогатели. В отличие от своих начальников: алчные генералы вывезли даже дарохранительницы из соборов и столовое серебро из богатых домов, где были на постое.

— Какие будут распоряжения тому, кто остается здесь с восьмифунтовыми?

— Да какие распоряжения? Вести огонь, покуда мы все не уберемся отсюда… Не давать маноло высадиться раньше времени. В полночь пусть заклепает пушки и уходит.

Лейтенант позволяет себе скептический смешок.

— Надеюсь, у него хватит выдержки дождаться, а не припустить за нами следом.

— Я всей душой уповаю на то.

Оглушительный взрыв доносится с берега, в двух милях северо-западней. Над замком Санта-Каталина встает гриб черного дыма.

— Там тоже торопятся, — замечает Бертольди.

Дефоссё оглядывает позицию гаубичной батареи. Там уже прошлись саперы: деревянные лафеты изрублены, железные — разобраны. Толстые бронзовые трубы стволов валяются на земле, словно павшие в кровавой сече.

— Ваши опасения сбылись, мой капитан: увезти удалось только три гаубицы. Остальные придется оставить. Некому грузить, не на чем везти…

— И сколько же стволов Лабиш утопил?

— Один. Больше не получится — по тем же причинам. Сейчас забьют им пороховой заряд и заклепают. По крайней мере, приведем в негодность.

Дефоссё соскакивает вниз, на позицию, пробирается меж фашин и разбитых досок к орудиям. Смотреть на них — больно. Там же на остатках своего лафета лежит и бедняга «Фанфан». Полированное бронзовое тело почти в девять футов длины и диаметром в фут напоминает огромного мертвого кита, выброшенного на берег.

— Капитан, это всего лишь пушки… Новые отольют.

— Для чего? Для нового Кадиса?

Дефоссё взволнованно и печально кончиками пальцев проводит по отметинам на металле. Клеймо литейного двора… на цапфах — следы недавних ударов кувалды. Но сама бронза нетронута — ни царапинки.

— Славные были ребята, — бормочет он. — Верные до смертного часа.

И выпрямляется, чувствуя себя командиром, бросившим своих людей. Нижерасположенная батарея 8-фунтовых продолжает вести огонь. Испанская граната, пущенная с Пунталеса, рвется в тридцати шагах, заставляя капитана пригнуться, меж тем как Бертольди с кошачьим проворством спрыгивает с парапета, падает на Дефоссё сверху. Камни и осколки со свистом пролетают над головой. И в ту же секунду оттуда, где упала бомба, доносятся крики — какие-то бедолаги получили свое, соображает капитан, поднимаясь и отряхиваясь. Не повезло. Уж куда как не повезло: подвернулись в последнюю, можно сказать, минуту да и санитарные двуколки в самом лучшем случае — не ближе Хереса. Еще не успела осесть и рассеяться пыль, как на парапете возникает инженер-лейтенант в сопровождении нескольких солдат, которые волокут тяжелые ящики с инструментами и устройства для подрыва.

— Похоже, этим стервецам такое — в радость…

И, оставив «Фанфана» с братьями на милость саперов, капитан и Бертольди покидают редут. Пересекают длинный деревянный мостик, ведущий к баракам, где все уже занялось огнем. От нестерпимого жара кажется, будто воздух ходит волнами там, где в отдалении обвешанные, навьюченные тюками и узлами кавалеристы, пушкари и пехотинцы, толкающие перед собой тачки, становятся однородной сине-серо-бурой массой, что, подобно приливу, медленно накатывает на дорогу в Эль-Пуэрто. Двенадцать тысяч человек начали отступление.

— Что ж, прогуляемся и мы, — покорствуя судьбе, замечает Бертольди. — До Франции.

— Да боюсь, что подальше. Говорят, теперь в Россию идем.

— Вот черт.

Симон Дефоссё в последний раз оглядывается: разливающиеся над бухтой сумерки медленно окрашивают красным далекий город, который остался недосягаем. Надеюсь, думает капитан, этот странный полицейский наконец нашел то, что искал.

Вечер тих. В горячем неподвижном воздухе — ни единого дуновения. И — ни звука. Слышно лишь, как вполголоса беседуют двое мужчин, сидящих в полутьме, которую не под силу разогнать фонарю на земле, среди обломков и мусора в патио крепости Гуардиамаринас. У выводящего на улицу Силенсио пролома в крепостной стене.

— Ну, это вы слишком много от меня хотите, — говорит Иполито Барруль.

Рохелио Тисон замолкает на мгновение. Я, отвечает он наконец, хочу всего лишь услышать вашу версию этих событий. Ваш вариант. Вы — единственный, кто обладает достаточными познаниями, чтобы объяснить мне случившееся с научной точки зрения. Рациональный взгляд может пролить свет на события. И помочь мне привести в порядок все, что я знаю.

— Да было бы что приводить… Тем более, что это и не всегда возможно. Есть загадки, ключи к которым останутся недоступны. По крайней мере, пока. Потребуются века, чтобы понять все это.