А тема была богатая, и не для одних пререканий. Работая осенью 1862 года над историей завоевания Закубанья, я имел случай познакомиться со многим, что до нее относилось и что осталось неизвестным, например, почтенному составителю истории Кавказа, Дубровину[377]
, несмотря на то, что он приложил все старания, чтобы исчерпать сполна свой предмет. Небольшою группою исторических документов, сюда относящихся, именно рядом официальных бумаг, касающихся волнений между черноморскими и хоперскими казаками, назначавшимися на переселение в 1861 году, я имел честь служить читателям «Русской старины»; но это далеко не все, что мне удалось извлечь из ставропольских военных архивов, обязательно открытых мне Н. Н. Забудским с разрешения графа Евдокимова. Последний, видимо, хотел, чтобы я познакомился и с тем проектом покорения Кавказа, который он в действительности старался осуществить, не стесняясь иными распоряжениями. Проект этот принадлежал «учителю» не только самого Евдокимова, но и князя Барятинского, известному любимцу Ермолова, генералу Вельяминову. В половине 1830-х годов из Петербурга чуть не каждогодно получались в Тифлис предписания военного министра, графа Чернышева, с изложением повелений: «Завершить покорение Кавказа непременно в текущем году, например, к 15 или к 25 октября». Главнокомандующие кавказским корпусом были затруднены такими предписаниями и, не имея мужества отвечать в Петербург, что тамошние канцелярии пишут вздор, сваливали трудность ответа на командующих кавказской линией, то есть войсками Северного Кавказа, где главным образом велась война с горцами. Вельяминов, который именно в это время начальствовал над кавказской линией, понимал, чего от него добиваются, и, будучи человеком столь же независимым и твердым, как, например, Евдокимов, не слишком торопился ответами на тифлисские строгие предписания и любезные письма, поочередно сыпавшиеся на него, а занялся подробным разбором способов ведения Кавказской войны, чтобы доказать кому следовало, что нельзя окончить ее в несколько месяцев или даже небольшое число лет. Он указывал на один верный, но медленный путь присоединения Кавказа к России: идти вперед понемногу, но бесповоротно, заселяя завоеванные пространства русскими. Эта мысль и приводилась потом в исполнение не раз, но все как-то урывками, не довольно систематично. При князе Воронцове, например (я уже не говорю про других), в пространстве между верхней Кубанью и Лабою вовсе почти не было водворения русских колоний. Обширная собственноручная записка Вельяминова, которая была одним из любимых предметов чтения Евдокимова и, конечно, принадлежала к числу «секретнейших» документов ставропольского штабного архива, была мне сообщена с разрешения графа, который потом, увидев меня, кажется, в клубе, спросил: «Прочитал ли я ее всю?» и на мой ответ, что, конечно, да, — заметил: «Я велел вам ее выдать потому, что вижу, что вы смотрите на дело широко и занимаетесь им серьезно». Последнее замечание, вероятно, основывалось на том, что я в это время составил небольшой «стратегический очерк Закубанья», где объяснял в общих, крупных чертах ход и вероятный исход войны, тянувшейся в этой стране, почти совершенно так, как понимал и сам Евдокимов. Очерк этот был им послан в Тифлис, одобрен и там даже разрешен к печатанию в «Военном сборнике». Но в Петербурге нашли мою статью не то опасною, не то не своевременною, и редактор «В<оенного> Сб<орника>» генерал Меньков, возвращая мне тетрадку при очень любезном письме, заявил, что не может ее напечатать «по причинам, от редакции независящим[378]».