Читаем Осада Кавказа. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века полностью

После проезда наместника прозаическая служба отряда возобновилась. Только отрядное начальство у нас стало новое. Сначала приехал новый начальник штаба молодой блестящий подполковник Генерального штаба П. Е. Скобельцин, уже знакомый прежде войскам по некоторым примерам распорядительности и беззаветной храбрости. Потом дошла очередь и до начальника отряда, на место которого поступил бывший генерал-квартирмейстер Кавказской армии генерал Зотов. Район наших действий был невелик, именно — низовья Пшехи и Пшиша, на верховьях которых действовал Гейман; неприятелей мы почти не видали, а потому служба была скучноватою. Перевалив с Пшехи на Пшиш у урочища Ходыжей, мы было начали строить там укрепление, но граф Евдокимов не одобрил этой работы, и она была оставлена. Вследствие этого мы подвинулись к северу по долине Пшиша и стали строить станицу Тверскую. Так как движение к Тверской казалось горцам как бы отступлением, да и совершалось оно по плохой дороге в лесу, то мы были атакованы, и в происшедшей перестрелке у меня в батальоне был ранен один ротный командир. Эти бесполезные или казавшиеся таковыми движения и потери утомляли войска, и мы, бывавшие в отряде Геймана, жалели, что не состоим у него под командою. Он, правда, часто форсировал и движения, и действия войск, да зато все бывало со смыслом: нигде не случалось бросать начатые работы или двигаться взад и вперед понапрасну. Конечно, и генерал Зотов сумел бы распоряжаться не хуже Геймана, да, вероятно, под ним почва в Ставрополе была не крепка, так как он был прислан в Кубанскую область из Тифлиса. От этого командование продолжалось лишь 8–10 недель, и в половине лета 1863 года к нам поступил на его место командир знаменитого Нижегородского драгунского полка, молодой флигель-адъютант Н. П. Граббе, сын известного рыцаря, бывшего около того времени атаманом донских казаков. Граббе оставался начальником отряда до конца войны весною следующего года, при чем успел получить драгоценную саблю за троекратный переход через Кавказский хребет. За время же командования отрядом П. Д. Зотова у меня сохранилось только одно выдающееся воспоминание: получен был приказ об уничтожении или, точнее, о сокращении телесных наказаний в армии. Мы в это время стояли биваком между Пшехою и Пшишем; палаток у солдат не было, а жили они в шалашах, устроенных из свежих ветвей. Бивак был очень тесен, а потому многие солдатские шалаши непосредственно прилегали к моей палатке, и мне явственно были слышны солдатские разговоры. Прочтя приказ и не желая в жару тревожить роты вызовом их на линейку, чтобы выслушать публичное чтение, я передал печатный листок вестовому и велел ему передать грамотеям, под условием, чтобы не изорвали и не испачкали. Я ожидал громких изъявлений восторга, но, к удивлению, их не было. Впрочем, появление приказа в шалашах произвело заметное движение. Те, которые спали, были разбужены, и я скоро услышал чтение документа, несколько нескладное, но внятное. Когда оно окончилось в одном из ближайших шалашей, тогда последовало минутное молчание. Наконец, один солдат сказал: «Ну, слава тебе Господи, прошла палочная пора!». Но на это немедленно послышалось замечание: «Только, брат, не для тебя; потому что при тебе еще много лозы в лесу, и как бы на вашего брата ее там не было, так с вами бы и жить было невмоготу» (хвалитель, случайно, принадлежал к числу людей очень порочных). Все расхохотались. Потом прошла еще минута, и один философ, полушутя, полусерьезно сказал: «Оно, конечно, хорошо, что офицеры перестанут драться; ну, а чтобы фельдфебель когда не дал зуботычины, так этого быть не может». Я с намерением заношу в мои воспоминания эти первые неподдельные впечатления великого по своему благодетельному значению указа 17 апреля 1863 года[381]: по ним можно отчасти судить об уровне нравственного развития если не всего русского простонародья того времени, то хоть армейских солдат. Тем не менее довольство приказом было общее. Из моего батальона он попал в соседний, и вечером во всем лагере можно было заметить особое одушевление. Ни малейшими нарушениями дисциплины ослабление наказаний не обнаружилось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии

Гражданская РІРѕР№на в Р оссии полна парадоксов. До СЃРёС… пор нет согласия даже по вопросу, когда она началась и когда закончилась. Не вполне понятно, кто с кем воевал: красные, белые, эсеры, анархисты разных направлений, национальные сепаратисты, не говоря СѓР¶ о полных экзотах вроде барона Унгерна. Плюс еще иностранные интервенты, у каждого из которых имелись СЃРІРѕРё собственные цели. Фронтов как таковых не существовало. Полки часто имели численность меньше батальона. Армии возникали ниоткуда. Командиры, отдавая приказ, не были уверены, как его выполнят и выполнят ли вообще, будет ли та или иная часть сражаться или взбунтуется, а то и вовсе перебежит на сторону противника.Алексей Щербаков сознательно избегает РїРѕРґСЂРѕР±ного описания бесчисленных боев и различных статистических выкладок. Р'СЃРµ это уже сделано другими авторами. Его цель — дать ответ на вопрос, который до СЃРёС… пор волнует историков: почему обстоятельства сложились в пользу большевиков? Р

Алексей Юрьевич Щербаков

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука
100 великих тайн Первой Мировой
100 великих тайн Первой Мировой

Первая мировая война – это трагический переломный этап в истории всей европейской цивилизации, ознаменовавший начало XX века, повлекшего за собой революционные потрясения и массовый террор. Карта Европы оказалась полностью перекроена; распались самые могущественнейшие империи мира. На их месте возникли новые государства, противоречия между которыми делали неизбежной новую мировую войну. Что мы знаем о Первой мировой войне? Сотни томов, изданных в советское время, рассказывали нам о ней исключительно с «марксистско-ленинских» позиций. Монархия, которая вела эту войну, рухнула, и к власти пришли ее наиболее радикальные противники, стремившиеся стереть из истории все, что было связано с «проклятым царизмом». Но все же нельзя отрицать, что именно Первая мировая стала войной «нового» типа: и по масштабам втянутых в нее государств, и по размерам действующих армий, и по потерям. На страницах этой книги оживают как наиболее трагические страницы Великой войны, так и наиболее яркие, а также незаслуженно забытые события 1914–1918 гг. Всё это делает Первую мировую поистине самой таинственной войной в истории нашего Отечества.

Борис Вадимович Соколов

Военная документалистика и аналитика / История / Проза / Военная проза / Образование и наука
Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан
Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан

Монография посвящена малоизученной в отечественной научной литературе теме – современной теории справедливой войны. В центре внимания автора – концепции справедливой войны М. Уолцера, Н. Фоушина, Б. Оренда и Дж. Макмахана. В работе подробно разбирается специфика интерпретации теории справедливой войны каждого из этих авторов, выявляются теоретические основания их концепций и определяются ключевые направления развития теории справедливой войны в XXI в. Кроме того, в книге рассматривается история становления теории справедливой войны.Работа носит междисциплинарный характер и адресована широкому кругу читателей – философам, историкам, специалистам по международным отношениям и международному праву, а также всем, кто интересуется проблемами философии войны, этики и политической философии.

Арсений Дмитриевич Куманьков

Военная документалистика и аналитика