Осада Кавказа. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века

Чеченцы, издали высматривая движение наше, не сделали ни одного выстрела до прибытия нашего к Сунже. Весьма немногие из самых злейших разбойников бежали из селений, по левому берегу лежащих, все прочие бывали в лагере, и я особенно ласкал их, дабы, оставаясь покойными в домах своих, могли привозить на продажу нужные для войск съестные припасы. В лагерь взяты были от сих селений аманаты^[11].

Старшины почти всех главнейших деревень чеченских были созваны ко мне, и я объяснил им, что прибытие войск наших не должно устрашать их, и если они прекратят свои хищничества; что я не пришел наказывать их за злодеяния прошедшего времени, но требую, чтобы вперед оных делаемо не было, и в удостоверение должны они возобновить давнюю присягу на покорность, возвратить содержащихся у них пленных. Если же ничего не исполнять из требований моих, сами будут виною бедствий, которых не избегнут, как явные неприятели. Старшины просили время на размышление и совещание с обществом, ничего не обещали, отзываясь, что ни к чему приступить не могут без согласия других. Приезжая нередко в лагерь, уверяли в стараниях своих наклонить народ к жизни покойно, но между тем из многих неосновательных рассуждений их, сколько неудобно исполнение требования о возврате пленных, можно было заметить, что они не имеют вовсе намерения отдать их. В совещаниях их находились всегда люди, нам приверженные, и от них обстоятельно знали мы, что известные из разбойников, не надеявшиеся на прощение за свои преступления, возмущали прочих; что многие из селений, по связям родства с ними, взяли их сторону и отказались ездить в собрание. Прочих же успели они уверить, что русские, как и прежде, пришли для наказания их, не потому не приступают к оному, что опасаются в летнее время вдаться в леса непроходимые. Что устроение крепости есть вымысел для устранения их, но что того не имеем мы намерения, и даже ни малейших нет к тому приготовлений; чеченцам нужно иметь твердость, и мы, пробывши некоторое время, возвратимся на линию.

Продолжавшиеся сряду три недели проливные дожди и холодная чрезвычайно погода препятствовали нам приступить не только к работам крепостным, но даже к приуготовлению нужных для того вещей и к начертанию укрепления. Сие наиболее утверждало чеченцев в мнении, что пребывание наше на земле их временное, и когда потом приступлено было к работам, они не переставали думать, что мы делаем только вид того и их оставим.

Впоследствии приказано было селениям, от коих были у нас аманаты, доставлять лес на постройку. Ближайшие не смели оказать непослушания, те же из селений, которые расположены были в отдалении или за известным урочищем, называемым Хан-Кале, где узкое дефиле, поросшее частым весьма лесом, делало дорогу непроходимою, отказали в доставке леса и объявили, что никаких обязанностей на себя не приемлют и ни в какие сношения с русскими не вступят. Повинующихся нам начали устрашать отгоном скота их и даже нападениями на их жилища. Урочище Хан-Кале начали укреплять глубоким рвом и валом, по всем дорогам выставили караулы и пикеты. Редкая ночь проходила без тревог; ибо подъезжая к противоположному берегу реки, стреляли они из ружей в лагерь. Нападая на передовые наши посты и разъезды в лесу, где вырубали мы хворост, всегда происходила перестрелка; словом, во всех случаях встречали мы их готовыми на сопротивление. К соседственным лезгинцам и другим народам горским послали они просить помощи.

В продолжении сего получил я от Шамиля Тарковского^[12] уведомление, что брат хана Аварского, управляющий небольшою провинцией^[13], называемой Мехтулли, смежною с владениями шамхала, давно прежде угрожавший овладеть его деревнями, собрав толпу вооруженных, захватил некоторые из оных. Что акушинский народ, сильнейший в Дагестане и воинственный, подстрекаем будучи Аварским ханом, и более еще беглым дербентским Ших-Али-Ханом, которого укрывал у себя, и грузинским царевичем Александром^[14], присылает к шамхалу старшин своих с требованием, чтобы, отказавшись от повиновения русским, присоединился он к нему и содействовал в предпринимаемых им намерениях, или, в случае несогласия, выгонят они его из владений. В подвластных своих примечал уже шамхал большое непослушание, и многие взяли сторону акушинцев.

Командующий войсками, в Кубинской провинции и Дербенте расположенными, генерал-майор Пестель, донес, что в Дагестане приметен рождающийся дух мятежа. Что горские народы, наиболее злобствуя на шамхала за приверженность его к нашему правительству, намереваются напасть на его земли; страшат так же уцмея каракайдацкого^[15], прибегнувшего наконец к покровительству нашему и, хотя поздно узнавшему, однако же, что нет для него другой надежнейшей защиты. Таковые известия сообщал беглый царевич Александр наследнику Персии, Аббас-Мирзе, и министру его, Мирзе Бюзурку, приписывая деятельности своей и усердию к пользам Персии, что он возмутил Дагестан против русских.