Осада Монтобана

В то время когда жалкое состояние дорог делало весьма затруднительными все сообщения и доставку товаров, богатые фабриканты всегда имели по два и более таких передвижных магазинов, которые и посылали на большие ярмарки — средоточие всех тогдашних торговых оборотов.

Эти странствующие магазины, снабжённые для их защиты надлежащим числом людей, под надзором главного приказчика, а иногда и самого хозяина предпринимали путешествия, которые длились месяцев шесть, и даже год. В мирное время в них переезжали за границу, во время войны торговцы хитростью избегали военной контрибуции и наложенных запрещений, торговали на ярмарках, пока представлялся выгодный сбыт, и возвращались восвояси только тогда, когда весь товар был распродан с большим барышом. Подобный способ продажи, конечно, употреблялся преимущественно для того рода мануфактурных изделий, которые занимали меньше места и стоили дорого, как то богатые материи и серебряные или золотые изделия, а чтобы защитить такие драгоценные товары на глухих да ухабистых дорогах, надо было иметь хороший и прочный экипаж да надёжных и смелых защитников.

Итак, громадная махина, въехавшая во двор «Лебедя и Креста», полностью отвечала своему предназначению. Её огромный размер имел целью большую вместимость для товара. Среднее отделение, по-видимому, предназначалось для Компуэня или его приказчика и давало ему возможность ехать отдельно от своих слуг. Кроме двух форейторов при ней было ещё три рослых и сильных молодца с загорелыми лицами — в Лионе солнечные лучи почти так же жгут кожу, как в Лангедоке и в Провансе.

Вторжение во двор громадной колымаги было таким внезапным, что Морис едва успел отскочить в сторону, чтобы не попасть под ноги лошадям. Крик ужаса раздался у окна, в котором, как в раме, виднелся хорошенький живой портрет. Крик этот заставил Лагравера вскипеть негодованием против грубиянов, неосторожный приезд которых причинил тягостное чувство его возлюбленной. Он кинулся на одного из форейтеров и, несмотря на сопротивление, стащил того с лошади.

— Мой задористый петушок! — вскричал всадник, сбитый с седла на мостовую, как только опять быстро встал на ноги, — если вы имеете право носить шпагу...

Громкий хохот, раздавшийся в кабриолете, внезапно прервал вызов, довольно странный для простого конюха. Морис бросил надменный взгляд на весельчака, усатого великана, который занимал среднее место в этом отделении экипажа и казался его хозяином.

— Не угодно ли сойти, — обратился к нему Морис, — и удостовериться в моём уменье владеть шпагой не хуже того, как ваш конюх владеет кнутом.

— Бьюсь об заклад, — ответил весельчак, не обращая внимания на вызов, — что вы молодой Лагравер. Он имеет право сердиться, Гаспар. Кой чёрт! Мы приехали за ним, а не за тем, чтобы раздавить его!

Форейтор сел на лошадь с ловкостью искусного наездника, но излил свою досаду последним ругательством.

— Кто вас прислал? — спросил кузен Валентины, приняв обычный спокойный вид.

— Я Компуэнь-младший, — ответил великан, бросив на него значительный взгляд, — наш корреспондент, что живёт на Кардинальской площади, поручил мне отвезти вас к вашему дяде в Нивелль, если мне удастся прошмыгнуть тайком через границу.

Шумный въезд громадной фуры заставил выбежать на двор почти всех жителей гостиницы. Во главе их находилась сама хозяйка. Морис понял, что присутствие докучливых зевак вынуждало посланца Ришелье прибегать к уловке, чтобы дать себя узнать тому, за кем приехал. И так настала минута исполнить его смелый замысел: воспользоваться средством, предоставленным ему могущественным министром, чтобы выехать за пределы Франции и вырвать из его же власти Камиллу де Трем.

— Друг мой, — крикнул Морис в направлении окна второго этажа, — принеси сюда все мои вещи!

При этих словах прелестное личико исчезло из окна и через нисколько минут показалось внизу лестницы. Гибкий стан был облачен в костюм студента. Лагравер бросился навстречу юноши и поспешил взять у него тяжёлый чемодан, который тот едва тащил.

Громкий смех Компуэня-младшего зазвучал в ушах Мориса, пока он избавлял Камиллу от её ноши. Грозно сдвинув брови, молодой человек вернулся к экипажу, с которого великан слез почти тотчас.

— А если мне угодно взять с собой пажа, то вам какое дело? — сказал Морис, смотря ему под нос.

— Ах ты господи, — ответил Компуэнь с таким же весёлым видом, — кто вам мешает? Будь даже вы сами, если вам так угодно, покорным слугой вашего господинчика, и в том препятствия нет... Позвольте мне об этом не плакать. Кой чёрт! Я ведь не Гераклит какой-нибудь!

И не испытывая более терпения Мориса, он пошёл отворять второе отделение своего странного экипажа.

— Входите, — сказал он Камилле, учтиво подавая ей руку, так как молодая девушка слишком мала была ростом, чтобы легко взобраться на подножку такого колоссального сооружения.