Осада Монтобана

Одутловатое лицо дома Грело желтело и зеленело от страха. Он со стоном поднялся на лестницу, идя перед рассвирепевшим Бозоном. Достигнув верхней площадки, он три раза повернул ключ в огромном замке дубовой двери и отворил её. В небольшой комнате на кровати лежал младший де Трем.

Для большей верности мэтр Рубен связал ему руки и ноги. Он пробудился от тяжёлого сна с час назад, но сумбур в голове и оцепенение, предсказанное Валентиной, ещё продолжались. Перерезать верёвки, которыми связали несчастного, было для Поликсена делом одной секунды. Потом он нагнулся к поручику и сказал громко:

— Кавалер Урбен, придите в себя... во имя белой лилии, вставайте!

Де Трем сделал неимоверное усилие над собой и сел на кровати, схватив в обе руки голову, тяжёлую, как свинец.

— Вставайте, — продолжал Бозон громовым голосом, — вставайте и скорее на лошадь!.. Или мы все погибли, потому что нас всех выдали!

— Погибли! Выдали! — повторил Урбен, содрогаясь от ужаса. Очевидно, к нему возвращалось сознание.

— Вы были жертвой низкого обмана. Ваш брат Робер послал вас в Брюссель способствовать побегу Марии Медичи и герцогини Маргариты. Другой занял ваше место, чтобы выдать их кардиналу!

При этих словах молодой человек стремительно вскочил на ноги и вскричал:

— Я помню теперь, о, помню... но брат Валентины не способен на такой низкий поступок... это невозможно.

— Твоя очередь говорить! — приказал маркиз капуцину тем грозным голосом, который заставил бы дома Грело влезть в кротовую норку.

— Не с Морисом Лагравером, а с его адской сестрой-соучастницей разговаривали вы вчера в моей таверне, — объявил Грело, дрожа всем телом. — В мужском одеянии эти два демона совершенно одинакового вида. Чертовка подлила вам опиума в вино, чтобы овладеть доказательствами, которые позволят ей выдать себя за вас.

Урбен слушал с нервной дрожью, с широко раскрытыми глазами.

— Покажи ему записку к Морису, — приказал сокольничий Грело.

Младший де Трем прочёл эти строки, бледнея и краснея поочерёдно. Когда он закончил, крик ярости вырвался из его груди. Урбен сорвал с шеи медальон, выигранный им накануне, и, бросив на пол, раздавил его каблуком.

— Горе ей, горе! — вскричал он. — Но зачем же чудовище это с таким ожесточением ищет моей гибели и гибели моих близких?

— По приказанию Красного Рака! — ответил Рюскадор. — Разве вы не знаете, что женщины служат ему самыми адскими орудиями?

— Я должен загладить мою постыдную слабость! — вскричал кавалер Урбен с суровой восторженностью. — Я должен отыскать ненавистную чародейку, чтобы уничтожить её!

— А я вас наведу на след и дам в руки молоток! — вскричал провансалец, увлекая его из мансарды, но не забыв дома Грело, которого, как собаку, заставлял следовать за собой.

На дворе он пояснил в нескольких словах свою мысль Урбену и помог ему сесть на лошадь, после чего молодой человек поскакал в Брен к своему старшему брату. А Бозон Рыжий отправился в кухню, чтобы надеть костюм, отнятый у мэтра Рубена.

Прошло около часа после этого переодевания, когда в таверне раздался оглушительный стук колёс громадного экипажа, въезжавшего во двор.

— Если это они, — быстро сказал сокольничий своим людям, — то сейчас же заприте за ними ворота и двери и караульте все выходы. А ты, наперсник сатаны, пикни только слово, сделай только подозрительный жест — и, клянусь, я разрежу тебя на части, как жареного гуся.

Глава XXXIII РАСПЛАТА БОЗОНА РЫЖЕГО

юскадор был неприятно изумлён числом и отважным видом людей, сопровождавших экипаж.

«Если мне не мерещится, — подумал он, — то я видел эти пять лиц при дворе, в рядах мушкетёров».

В это время Компуэнь-младший проворно слезал с кабриолета и говорил Грело с сильным германским произношением:

— Трактирщик, поставь мою карету в твой лучший сарай, с самой надёжной дверью. У меня дорогой товар.

Поликсен протёр глаза, даже тот, который был завязан.

«Рошфор! — с изумлением подумал сокольничий. — Дорожный фурьер Варёного Рака и распорядитель его палочной расправы! Бока мои помнят его. Вот случай славно отплатить!»

И весело подсмеиваясь над трактирщиком и его ключником, которые представляли собой разительные противоположности, Рюскадор пошёл открывать отделение, в котором сидели Морис и его переодетая спутница.

Лагравер соскочил на землю первый, но молодая девушка, запутавшись в своём плаще, потеряла равновесие в ту минуту, когда хотела протянуть ему руку, и, вскрикнув, упала с высокой подножки. Морис подхватил её на лету с явным волнением.

Бозон переходил от одного удивления к другому. Он ожидал, что увидит свой зелёный колет, хотя и превращённый в серый, но никак не подозревал его в подобном обществе.

«Женщина! — продолжал он свой мысленный монолог. — Такого старого воробья, как Бозон, не проведёшь, одев курочку петушком. Прелестная женщина! Верно, его любовница, судя по нежной его заботливости. О-го-го, видно, настал день общей расплаты!»

Взоры обольстителя Остреберты и многих других легкомысленных женщин засверкали огнём чувственной страсти.