Осада Монтобана

Рубен и один из трактирных слуг хотели броситься на помощь своему хозяину. Но все остальные посетители встали разом и окружили их грозным рядом ножей. Ключник упал без чувств от страха.

— Бенони, Ферран, голубчики, присмотрите за этими устрицами, — скомандовал Поликсен своим главным помощникам. — А вы, мои овечки, — обратился он к остальным своим людям, — не давайте никому мешать моей беседе с этим толстым негодяем, а если кому вздумается войти в таверну, выпроводите докучливого, завязав с ним ссору.

Пока маркиз говорил, дом Грело несколько ободрился. Оправившись от первого страха, трус превратился в хитреца. Он решил водить за нос своего допросчика до тех пор, пока жизни не будет угрожать неминуемая опасность.

— Ну, вываливай свои тайны, бочонок бесчестия! Или, клянусь, я пробуравлю тебя! — сказал Поликсен, возвращаясь к прилавку, по которому с размаху ударил своей шпагой.

— Увы, я большой грешник и не отпираюсь от того, — пропищал с лицемерным смирением капуцин, скрестив свои десять пальцев на огромном брюхе, — но готов к раскаянию. Я предаюсь вам телом и душой, мой милый маркиз. Очевидно, само небо ставит вас на моём гибельном пути. Делайте из меня что хотите, я готов жертвовать собою... Ах!.. Потрясение было слишком сильным для моего слабого сложения... и ваши страшные угрозы... и моя впечатлительность... Ай, мне дурно!

Он закатил глаза, стал мотать головой из стороны в сторону и раскачивался так, что вся масса его жирного тела подёргивалась, как тело раненого кита.

— Чёрт побери, он сейчас хлопнется в обморок! — крикнул Рюскадор и облил его кружкой пива.

— Ух, нет, нет! — стал уверять капуцин, слёзы которого вместе с потоками пива лились по лицу и за воротник. — Вина, а то я не буду в состоянии произнести ни единого слова.

— Пожалуй! — согласился сокольничий. — Но торопись, чёрт возьми!

— Портвейна! — приказал трактирщик своему ключнику, который пришёл уже в себя, — того старого, что с ярлычками, его две бутылки в погребе.

При осмотре своего драгоценного наследства дом Грело приметил две бутылки благодатного вина, к которому он прибегал в нужде для того, чтобы проникнуться тонким умом дипломата и с макиавеллическим искусством придавать лжи всё правдоподобие истины. Он тщательно сохранял это сокровище для важного случая: теперь он представился.

— Постой минутку! — остановил Рюскадор ключника Рубена, когда тот собирался выйти за вином. — Позволь тебя проводить, мой любезный. Осторожность — мать безопасности!

Он действительно пошёл за Рубеном в смежную комнату, где опускающаяся дверь служила входом в погреб.

— Ого, — заметил Бозон, — стоит снять этот крюк, и пол разверзнется под ногами, как западня.

Рюскадор, вернувшись с двумя бутылками, поставил их на стол и шпагой указал Грело на скамью против себя.

— Пей, эпикурейский поросёнок, — приказал он капуцину, который дотащился до указанного ему места. — Сознавайся во всех твоих проступках против нашего принца и де Тремов. Но в особенности говори без пропусков и без изменения, всё, что знаешь о проклятом малом в зелёном колете и всей его подручной сволочи. Говори тотчас, кто он, или я тебя зарежу!

Грозная шпага свистнула у самого уха дома Грело, прежде чем была положена на стол подле бутылок. Дрожа всем телом, толстый капуцин поднёс к губам стакан, наполненный свирепым провансальцем. Но едва он успел попробовать вино, как выплюнул его с ужасом. Он весь позеленел, глаза его выкатились, как два шара, и волосы стали дыбом на голове. Ему дали не старый портвейн, а обыкновенный люнель, вино, имевшее свойство придавать ему наивность робкой девушки.

— Вино откровенности! — пробормотал он, так растерявшись от обманутой надежды, что не замечал даже, как высказывается вслух.

— Рогами всех чертей! Пей и говори тотчас! — заревел Поликсен вне себя от идиотической неподвижности капуцина. Он схватил стакан и насильно поднёс его ко рту дома Грело, а пока устрашённый приор осушал горькую чашу до дна, сокольничий отрубил своею шпагой целый угол скамьи, на которой сидел.

— Ну! — крикнул Рюскадор.

— У меня ещё не совсем поворачивается язык, — возразил капуцин, дрожа всем телом.

— Выпей ещё стакан!

Грело повиновался с таким видом, будто принимал яд. Воображению его представлялась грозная необходимость высказать всю правду. Убеждение это так овладело им, что он тщетно силился отыскать в своей голове какую-нибудь уловку, чтобы скрыть истину, а эти бесполезные усилия длили его молчание. Тогда Бозон разразился, как вулкан.

— Ты смеёшься надо мной, проклятая бестия! — закричал он в исступлении. — Не хочешь говорить, так я заставлю тебя мычать, подлая тварь! — и он приставил ему конец своей шпаги к животу.

С пронзительным криком капуцин так быстро откинулся назад, что свалился на пол и увлёк с собой и скамью, и стол. Бутылка, оставшаяся ещё не раскупоренной, разбилась, и Грело, обезумев от страха, вообразил, что плавает в своей крови.