— Остановитесь, — сказал повелительным тоном министр, — не подвергайте себя опасности сломать шею. Мне пришла мысль, для исполнения которой понадобится человек с головой. Впрочем, одному моему фурьеру принадлежит право посчитать неприятеля.
Колосс стоял уже на высоком экипаже. Жюссак и Нанжис подали ему пустой бочонок. Он опрокинул его на верх кареты, встал на него и оказался перед окном. Внимательно осмотревшись, он обратился к Ришелье:
— Их более двенадцати человек, они совещаются посреди двора. Вооружены пистолетами и ножами, заступами и дубинами. Я нигде не вижу Пардальона, вероятно, он был застигнут врасплох и убит. Надо отомстить за него!
— Вас остаётся только пятеро, потому что я как человек больной, могу быть лишь помехой, — медленно произнёс министр. — Силы слишком неравны, нам нападать нельзя. Кто сказал бы сегодня, что я взял Ла-Рошель, этот оплот гугенотов? — прибавил он с вынужденным смехом, но вдруг побледнел и бросил вокруг себя почти дикий взгляд.
Ему послышался голос, ответивший ему: «Зачем допустил ты измену под Монтобаном, этим ещё одним оплотом кальвинистов?» Это был голос совести, пробуждённый страшной опасностью. Он указывал честолюбцу на кровавый оплот, основание его величия, готового обрушиться.
— Прикажете остаться здесь для наблюдения, монсеньор? — спросил Рошфор всё ещё стоявший на своём пьедестале.
Но не успел он договорить, как возле него раздался оглушительный треск. Поперечины круглого окна разлетелись, как и хрупкое стекло. В один миг образовалось отверстие, и в него просунулся наполовину человек, вооружённый топором, которым грозно размахивал. Быстро обернувшись, Рошфор очутился с ним лицом к лицу.
— Ага, мой палочный рыцарь!
— А, мой провансалец!
И оба вцепились друг в друга, стараясь или задушить, или сбросить один другого сверху вниз.
На дворе и внутри сарая смотрели в остолбенении на эту странную борьбу. Сокольничий не имел другой точки опоры, кроме лестницы, на которой стоял, а Рошфор — только бочонок. Но первый был ловок, как кошка, а последний менее поворотлив, вследствие своего колоссального сложения. Неосторожным движением он опрокинул свой пьедестал. Колосс хотел ухватиться за шею своего противника, чтобы увлечь с собой. Но Бозон быстро нагнул голову, и у Рошфора остались в руках лишь две пряди рыжих волос, которые он вырвал под своею тяжестью. Рошфор упал со всего размаха на верх кареты, а оттуда его подбросило с такой силой, что он полетел на пол сарая и растянулся на нём во всю длину, мёртвый или оглушённый падением.
— Первая плата! — прозвучал голос, пронзительный, как звук трубы, и рассвирепевший Рюскадор с безумной отвагой сел на край окна и скрестил руки, глаза его метали молнии, с взъерошенными волосами и с пеною у рта он имел вид чисто сатанинский.
Защитники кардинала при падении своего предводителя схватились за пистолеты.
— Не стреляйте, господа, — приказал Ришелье.
Тогда заговорил смелый провансалец. Со своего возвышенного положения этот сумасбродный человек возвестил кардиналу следующий хвастливый вызов:
— Тебя, Жана Армана дю Плесси герцога де Ришелье, дворянина франкского, происходящего от варваров, я, Поликсен Бозон, маркиз де Рюскадор, дворянин провансальский, происходящий от греков и римлян, вызываю на поединок на смерть за оскорбления нанесённые, не только лично мне, но и моему возлюбленному господину и повелителю, его королевскому высочеству Гастону Французскому! А чтобы ты не мог отказываться, опираясь на твоё духовное звание, я напомню тебе, что ты не раз надевал воинскую броню, с тех пор как носишь рясу. А чтобы ты не мог отказываться, опираясь на слабость здоровья и лета, я соглашаюсь сразиться с тобой с одним кинжалом против твоей шпаги и действовать одной лишь левою рукой против обеих твоих. Если останусь победителем я, то пусть тот из твоей свиты, который называется Морисом, станет на твоё место, чтобы отомстить за тебя или пасть под моими ударами. Выбор оружия я предоставляю ему. Герцог де Ришелье и сир де Лагравер, я положусь на честное слово ваших товарищей: если они дадут мне торжественную клятву впустить меня беспрепятственно и выпустить таким же образом в случае, если я убью вас, я тотчас сойду вниз. Таков мой двойной вызов!
Слуги кардинала выслушали до конца эту изумительную речь. Они не верили своим ушам. Великий министр, перед которым они благоговели, который одним словом заставлял склоняться до земли их гордые головы, Ришелье подвергался такой неслыханной дерзости от авантюриста, какого-то рыжего и уморительного урода! Не грезится ли им?
Когда нельзя было сомневаться более в этом непостижимом и святотатственном безумии, в стенах древней капеллы разразился гром ругательств и насмешек, который, казалось, грозил разрушением старым сводам. Несмотря на это, Бозон стоял преспокойно на краю круглого окна.