Осада Монтобана

Однако в ту минуту как начинается эта история, Гастон находился в Орлеанском дворце. Ришелье, готовящийся начать страшную борьбу Франции против перевеса сил Австрийского дома, предпочитал иметь под рукой в Париже этого сварливого принца, чем наблюдать за его интригами издали. Людовик XIII, по наущению кардинала-министра, призвал в Париж своего брата, удалившегося в Блуа в большом испуге после ареста своего фаворита Пюилорана.

Приходясь кузеном герцогу Ришелье, будучи и сам герцогом и пэром, Пюилоран тем не менее был заключён в Венсенскую тюрьму, где умер от тоски через пять месяцев. Его преступление, собственно, состояло в нерадении, с каким он служил намерениям кардинала, который надеялся, что привязал Пюилорана к себе и рассчитывал посредством его влияния заставить герцога Орлеанского решиться разорвать свой брак с Маргаритой Лотарингской.

Несмотря на своё непостоянство, Гастон так любил своего фаворита, что не мог забыть о ещё не остывших останках Пюилорана и простить виновникам его кончину. С улыбкой на лице, лю с уязвлённым сердцем явился он на приглашение, внешне столь любезное, поселиться в Орлеанском дворце.

Перед калиткой сада этого дворца, почти в то же самое время, когда Валентина де Нанкрей мчала лошадь к коссадской виселице, произошла довольно любопытная сцена. Человек высокого роста, закутанный в грубый плащ, в шляпе с широкими полями, до того надвинутой на глаза, что он с трудом мог идти, судя по костюму, рыночный носильщик, проскользнул в тень стены сада, освещаемого лунным светом. Он остановился у калитки и, не видя и не слыша ничего, постучался в калитку четыре раза. Калитка не отворилась. Он снова подал тот же сигнал. Калитка всё оставалась заперта. Он ударил кулаком ещё сильнее. Всё понапрасну. Это обманутое ожидание вырвало у него восклицание:

— Чёрт побери! Однако и место, и час были назначены!

Он продолжал стучаться. Человек этот явно был из породы настойчивых. Но стук его оставался без ответа, как вдруг шаги, сначала отдалённые, постепенно приблизились с той самой стороны, откуда пришёл наш упорный незнакомец. Прохожий быстро перешёл через улицу и очутился лицом к лицу с человеком в широкой шляпе. Новоприбывший был не так высок, но гораздо плотнее, в костюме тогдашних извозчиков. Ко всему он был в такой же широкополой шляпе. Резким движением, скрывая удивление, он сделал надменный знак рукой, повторенный и первым незнакомцем. Оба они приглашали друг друга идти своей дорогой. Но ни тот, ни другой не тронулся с места, а схватил противника за ворот, не говоря ни слова. То ли эти люди были немы, то ли для них было так важно остаться неузнанными, что они боялись обнаружить себя малейшим звуком голоса. Потом они попытались сорвать шляпы друг с друга. Преуспев в этом, они всё так же ничего не узнали: лица их скрывали маски. Эта предосторожность внушила обоим уважение и они продемонстрировали его весьма оригинальным образом. Как бы по взаимному согласию, каждый вытащил из-под плаща кинжал и, вежливо поклонившись, оба начали поединок по самым благородным правилам этого оружия, которое в числе прочего использовалось в фехтовании в те бурные времена. По шёлковой маске, а ещё более по завитым и надушенным волосам каждый угадал, что имеет дело с дворянином. Вследствие чего вместо того, чтобы пустить в ход кулаки, они пытались любезно проткнуть друг друга кинжалами, но в самую критическую минуту этой ожесточённой битвы третье лицо скользнуло по направлению к калитке и постучалось так же сильно и так же бесполезно, как первый незнакомец. Очередной визитёр был роста ниже среднего, в костюме сенских лодочников и так надвинул на глаза свой капюшон, что никто не мог бы рассмотреть его лица. Подходя к калитке, он услыхал звук оружия и подошёл осторожно, положив руку на кинжал такой же почтенной длины, как и кинжалы сражающихся. Извозчик наступил на длинный конец плаща рыночного носильщика, левая рука которого таким образом не могла приподняться, носильщик отпрыгнул назад так быстро, что не только уклонился от кинжала своего противника, но и заставил его поскользнуться, выдернув из-под его ноги свой плащ. Извозчик упал. В одну секунду носильщик бросился на него и, став коленом на грудь противника, старался вырвать у того оружие. Но он имел дело с человеком таким же сильным, как и сам, и, очевидно, не хотел воспользоваться своим преимуществом, чтобы кончить это сопротивление ударом кинжала. Издали лодочник не так понял эту часть борьбы.

«Этот долговязый негодяй старается убить своего противника, лежащего на земле, — подумал он, — я не могу этого допустить!»

Он бросился на помощь упавшему. Увидев его, победитель приподнялся, и извозчик, освободившись, тотчас вскочил, как кот.

Тогда случилось нечто странное. Незнакомец, освобождённый вмешательством лодочника, тотчас направил на него свой кинжал, и тому пришлось отступать, отражая удары направо и налево.

«Вот что бывает, если совать палец меж молотом и наковальней», — мелькнула в голове лодочника запоздалая мудрая мысль.