Осада Монтобана

Сначала полковник прочёл эти строки, в которых нежная озабоченность о братьях сказывалась красноречиво, несмотря на небрежность слога, и слепая вера пишущей имела к подателю письма непреодолимую силу убедительности. Робер передал эти строки Урбену и Анри. Все трое простояли с минуту в глубокой и грустной задумчивости. Сквозь свои опущенные, длинные ресницы четвёртое действующее лицо этой странной сцены следило за братьями внимательным взором.

— Это кораблекрушение почти у самой гавани, — тихо сказал Робер де Трем.

— В том только случае, если бы я приехал слишком поздно, чтобы остеречь вас от подводного камня, — заметил Морис.

— Теперь мне невозможно через переписку с сестрой уведомлять принца о моих действиях!

— Верно. С одной стороны, мой дядя, дом Грело, по приказанию Красного Рака не передаст в точности Месье всего того, что сестра ваша поручит ему сказать от вас. С другой, она сама, предупреждённая мною, конечно, не проронит ни слова бывшему приору в убеждении, что он тотчас перескажет всё вашему врагу Ришелье. И наконец, все ваши письма, куда бы они адресованы ни были, непременно будут прочтены кардиналом.

— Какое несчастье, — сказал полковник с унынием. — Именно сегодня мне через Камиллу надо было передать монсеньору Гастону известие, по которому он мог бы принять меры для успеха нашего предприятия.

— На что решиться? Мы, вероятно, теперь окружены шпионами, — пробормотал с гневом майор.

— И нас собираются... — осторожный поручик не договорил, но рукою сделал такое движение, как будто повёртывал ключ в замке, и тем вполне пояснил свою мысль.

— Где отыскать курьера? И как доберётся он до его высочества, когда вокруг полно лазутчиков? — спрашивал себя вслух Робер, сжимая руками лоб.

Морис дотронулся до его плеча, чтобы привлечь внимание.

— Если я хорошо вас понял, граф де Трем, — сказал он, смело смотря ему в глаза, — вы за минуту назад назвали меня четвёртым своим братом. Теперь я вижу, что ваши слова были лишь простой учтивостью.

— За одну ту услугу, которая привела вас сюда, Морис, мы уже готовы доказать вам вашу благодарность на деле, и не пустыми словами.

— Наша жизнь принадлежит вам не менее вашей собственной, клянусь честью, — сказал Анри с жаром.

— Попробуйте клинок, прежде чем сомневаться в его закале, — прибавил поучительно Урбен.

— Если вы мне так преданы, разве и я в свою очередь не принадлежу вам? Разве вы не поняли доброго гения вашего семейства, вашей возлюбленной Камиллы, что следует прислушаться к её совету довериться мне, как доверились бы вы ей самой? Я пренебрёг всеми опасностями, чтобы предостеречь вас, и вот цель моя достигнута. Подобная удача разве не может выпасть на мою долю ещё раз? Я готов доставить герцогу Орлеанскому известие, передать которое кому-нибудь другому действительно было бы опасно.

— Отличная мысль! — вскричал пылкий виконт.

— Я уже думал об этом, брат Морис, — серьёзно сказал Робер, — но предложить вам не решался. Вы раз уже жертвовали собою для нас, имел ли я право прибегать ещё к вашему великодушию?

— С того дня как решился вас спасти, я душою и телом предан вашей цели. Пишите скорее к будущему правителю Франции, полковник. Я забегу только обнять отца и сестру и отвезу ваше письмо в Париж. Или, что будет ещё лучше, не пишите вовсе. Как бы тщательно не было скрыто письмо, лазутчики кардинала сумеют его отыскать, если остановят посланного. Передайте мне на словах, что я должен сообщить белой лилии; это гораздо вернее и яснее условных фраз, которые всегда остаются отчасти тёмными по своей неудовлетворительной краткости.

— Без сомнения, я и не колебался бы ни минуты... но я поклялся принцу не открывать никому смысла нашей тайной переписки, — сказал Робер с усилием.

— Полковник, вы сомневаетесь во мне?! — вскричал Морис.

— Это уже слишком, чёрт возьми! — осмелился заметить Анри вполголоса. — Положим, нас не удостаивают доверия в ключевых моментах, но не доверять брату Валентины, который нас спасает, против этого нельзя не восстать!

Урбен наклонил голову в знак согласия.

«В самом деле, — подумал граф де Трем, — нашего условного словаря не будет достаточно, чтобы передать герцогу Орлеанскому всё положение дела и подлую измену его капеллана».

Движением руки он удалил майора и поручика и подозвал Лагравера к углублению окна.

— Итак, — начал он шёпотом, — я доверяю вам судьбу принца королевской крови, моих братьев и ещё многих других, не менее знатного рода... В руках у вас будет и то, что мне во сто раз дороже жизни: моя честь!..

Он внезапно замолк и стоял с неподвижным взором, как окаменелый.

Глава XVII ДЕПЕША ВОСКРЕСШЕГО

редмет, который так сильно поразил полковника де Трема, по-видимому, однако, не заключал в себе ничего удивительного. В окно он увидал перед своим домом, на лошади, покрытой пеной, толстого фламандского повара, защищавшегося от полдюжины солдат варёного морского рака, громадной величины. Толстяк высоко поднимал над головою свою ношу и кричал во всё горло:

— Я привёз его полковнику! Он сварен на славу! На славу! Я хочу вручить его сам, обжоры вы этакие!