Осада Монтобана

— Урбен, — обратился граф к младшему брату, — ступай скорее выручить этого крикуна и приведи его ко мне сию же минуту.

В ту эпоху заговоров и тайных интриг приверженцы разных партий имели обыкновение принимать какой-нибудь условный знак — иногда чрезвычайно странный — по которому они узнавали друг друга. Таким образом несколько лет позднее пучок соломы или простая бумажка служили отличительным признаком многочисленных завистников Мазарини. Ещё позднее противники знаменитого итальянца, который правил Францией от имени Анны Австрийской во время малолетства Людовика XIV, приняли своею эмблемой детскую пращу-рогатину, которую носили на шляпе, что и дало название Фронде.

Месье, брат короля Людовика XIII избрал условным знаком своего нового заговора то животное, под именем которого он обыкновенно означал кардинала де Ришелье. Он решил, что участники этого двадцатого его заговора будут узнавать друг друга по варёному раку, настоящему или в изображении, показанному с приговоркою: «Он сварен на славу!» или с восклицанием: «В навоз его!»

Вследствие чего легкомысленный Гастон велел тайно изготовить порядочное число перстней с изображением рака, чтобы раздать их своим приверженцам.

Впрочем, толстый фламандец, хотя и высоко поднимал руки над головою, не мог бы на таком расстоянии показать полковнику символического перстня, но слова, которые он повторял упорно во всю глотку, ясно доказывали Роберу де Трему, душе орлеанского заговора, какую он имел цель.

Кавалер Урбен вернулся с человеком, за которым был послан, и вид которого прервал таким странным образом, к величайшей досаде Мориса, тайное сообщение полковника. Толстяк-повар с одутловатым и бледным лицом без всякого выражения окинул заспанными глазами присутствующих и, заикаясь, произнёс:

— Кто из вас, господа, граф фон Трем?

— Я, — ответил полковник.

— Великолепный, вкусный рак, мессир, большая редкость в нашем краю. Потому-то ваш друг, несмотря на своё положение, непременно хотел вам его прислать, как скоро услыхал, что мой хозяин купил его. Мастер Копперн ни в чём ни отказывает вашему закадычному приятелю и послал меня тотчас с этим раком, тщательно начиненным и сваренным в самый раз. Извольте получить, граф, он свеж и вкусен, несмотря на шестнадцать часов езды. Ваш друг обещал мне щедрую награду, если я вам доставлю его скоро и в сохранности. Я выехал вчера вечером и, осмелюсь доложить, моей лошадке теперь по крайней мере надо двое суток отдыха! Судите сами о моём усердии, ваше превосходительство.

Он настойчиво протягивал рака Роберу, начинавшему подозревать во всей этой проделке мистификацию.

— Как зовут того, кто посылает мне этот подарок? — поинтересовался граф.

— Я не знаю. Он уверял меня, что вы сами отгадаете его имя.

— Скажи по крайней мере откуда ты?

— Из Динана, мессир.

Хотя граф Робер находил посылку всё более и более загадочной, он старался отыскать ей пояснение.

— Чтобы привезти мне рака в сохранности, ты не мог всё время держать его в руках? — продолжал он.

— Он уложен был в корзинку, мессир. Ваши любопытные и жадные солдаты вытащили его оттуда под предлогом необходимости осматривать всё, что ввозится в ваш стан.

— Урбен, осмотри корзинку, перерой всю солому! Иди... нет, останься!

Это противоречие первому приказанию происходило от незначительного обстоятельства, вдруг замеченного полковником.

Подавая графу привезённого им рака, толстяк-повар держал его за голову, вследствие чего тело животного выгнулось и скорлупа спины отделилась от чешуйчатого хвоста. Робер приметил тонкий чёрный уголочек, выглядывавший из-под красной скорлупы.

— Подай мне его... и ступай, любезный, — сказал он. — Отыщи в нижнем этаже моего слугу Жана. Он угостит тебя и предоставит удобное помещение, пока ты не получишь от меня награды, которую вполне заслужил.

Посланный вышел с низкими поклонами. Тогда граф де Трем ловко снял с животного скорлупу и нашёл под нею продолговатый плоский пакетик в половину меньше обыкновенного письма. Он был обернут плотной чёрной шёлковой материей и в середине его оказалась бумага, сложенная в несколько раз. Полковник развернул бумагу, всю исписанную чётким почерком, и подпись тотчас бросилась ему в глаза.

— Поликсен де Рюскадор! — вскричал он.

— Сокольничий герцога Орлеанского, — уточнил майор Анри.

Лагравер или его созий слегка вздрогнул, когда повар упомянул о Динане; он заметно побледнел, услыхав имя Бозона Рыжего. Но это было делом секунды. Прежде чем кто-либо из братьев успел приметить у него признаки волнения, Морис уже придал своему лицу выражение любопытства.

Старший де Трем читал послание, доставленное таким оригинальным способом, и лицо его постепенно омрачилось. Он окончил чтение, но не поднимал глаз на присутствующих. Сомнение и грусть выражались на его лице. Наконец, приняв решение, сообразное его благородному и прямому характеру, он отдал обличительное письмо Морису.

— Прочтите, — сказал он ему взволнованным голосом, но тотчас опять овладел собою и продолжал, уже холодно обращаясь к братьям: — Анри, стань у двери, а ты, Урбен, у окна. Обнажите шпаги.