Осада (СИ)

Зайдя с глубины они ударили по сухогрузам, два из них загорелись и в течении получаса затонули, поднять на борт удалось очень немногих, сторожевики открыли шквальный огонь из крупнокалиберных пулеметов, подойдя к флотилии практически вплотную. На военных судах Дальневосточной республики не сразу сообразили, почему были атакованы именно беззащитные суда, перевозившие только беженцев, пока не поняли – чем меньше будет таких судов, тем меньше вероятность вторжения новых совсем уж нежелательных ртов из отвергнутой республики. После короткого боя, когда японский флот потерял субмарину, а Тихоокеанский – ракетный крейсер и еще три сухогруза, Крайнев, взяв на себя командование операцией, и буквально оттащив от микрофона Дзюбу,  приказал немедленно отступать, не ввязываясь в дальнейшие сражения. Но и в порты не заходить, оставаться в своих территориальных водах, ожидая подмоги. Следующим распоряжением было послать все имеющиеся силы, кроме нескольких катеров, по-прежнему стерегущих зомби на подступах к столице, на прорыв. Так же на помощь отправились практически все суда из Советской гавани, оставив Николаевск-на-Амуре. Остальные ждали беженцев из Комсомольска-на-Амуре, а некоторые просто не подчинились приказу, по-прежнему упорно уповая на Маркова.

Против выдвинутых в Японское море Дальневосточной республикой тридцати подлодок, в том числе трех атомных крейсеров, а так же трех эсминцев, десяти больших и малых противолодочных кораблей, ракетного крейсера «Адмирал Лазарев», десяти ракетных кораблей и катеров, Япония бросила весь свой резерв: пятьдесят эсминцев, двадцать субмарин, все четыре фрегата, и даже десантные корабли и патрульные катера в том числе на подводных крыльях.

Рандеву состоялось вечером двадцать пятого сентября в семнадцать часов двадцать пять минут по местному времени. Корабли медленно сближались, маневрировали, каждая сторона чего-то выгадывала, ждала оплошности противника. Япония подтянула штурмовые бомбардировщики, едва они появились над водной гладью, с ревом, визгом и воем ракеты вырвались из шахт, сорвались с направляющих, взбив затихший воздух турбулентными завихрениями, устремились друг навстречу другу.

Дзюба наблюдал за войной с палубы одного из эсминцев, вместе с ним была и Надежда. И вера в мощь своего флота, пусть и обескровленного Марковым, пусть разодранного на части, но еще готового постоять и за себя и прорубить врата к спасению. Президент поспешил отправиться на войну, посчитав, что раз уж Крайнев остался в столице, здесь, на передовой, ему самое место. Когда корабли доберутся до Хоккайдо, он уже эту территорию провозгласит terra nostra для тех, кто потянется следом и будет прибывать, уверенный, что здесь обретет долгожданный покой.

Если только не думать о зомби. Если заставить и себя и других позабыть о преследующем их кошмаре. Вот и сейчас, он поморщился, подумав об оставленном Владивостоке, об отступавших с позиций, пробиравшихся к Улиссу, к портам, чтобы погрузиться в оставшиеся корабли, или со страстной жаждою, смешанной напополам с отчаянием, ждать их возвращения, через трое суток, в самом лучшем случае. А эти сутки ведь надо было как-то пережить. С ними, с бойцами, решившимися остаться, был и Крайнев, не пожелавший бежать в неизвестность. Это придавало решимости, не только защитникам города, всем его жителям, хотя к настоящему моменту все оставшиеся стали на защиту, просто потому, что старики, женщины и дети были отправлены, к островам, через глубокое синее море, через бездну.

И когда последние корабли покинули пристани, Крайнев отдал приказ занять круговую оборону и беречь патроны. На всякий случай системы береговой ПВО взяли в прицел лазурь неба. Его спрашивали почему не воду, он хмыкал и просил немного подождать.