Оседлавшие Пегаса

И вот этот час настал. 19 (7) октября французская армия выступила из Москвы. Пребывание русской армии в Тарутино подошло к концу, Тарутино сыграло свою историческую роль. Кутузов высоко оценил его значение. Владелице этого села помещице А.Н. Нарышкиной Михаил Илларионович написал: «Отныне имя его должно сиять в наших летописях наряду с Полтавой, и река Нара будет для нас так же знаменита, как и Непрядва, на берегах которой погибли бесчисленные ополчения Мамая. Покорнейше прошу Вас, чтобы укрепления, которые устроили полки неприятельские, были твёрдою преградой, близ коей остановился быстрый поток разорителей, грозивших наводнить всю Россию, чтобы сии укрепления остались неприкосновенными. Пускай время, а не рука человеческая их уничтожит; пускай земледелец, обрабатывая вокруг них мирное своё поле, не трогает их своим плугом; пускай и в позднее время они будут для россиян священными памятниками мужества; пускай наши потомки, смотря на них, будут воспламеняться огнём соревнования и с восхищением говорить: “Вот место, на котором гордость хищников пала перед неустрашимостью сынов Отечества”».

М.И. Кутузов

Интересно сравнить это письмо Кутузова с записью Глинки, которую мы находим в его «Выписках, служащих объяснением прежних описаний 1812 года»:

«Итак, укрепленные высоты Тарутина остались необагренными кровью! Да пребудут до позднейших времен сии твердыни, заслонившие сердце России, знаменитым памятником её спасения и вместе священнейшим мавзолеем для всех, великий подвиг сей совершавших!.. Да не коснется их разрушение от руки человеков, доколе тяжелые стоны лет и столетий, медленно переходящих в вечность, не изгладят их. Когда мирный землепашец поздних времен, возделывая нивы на тихих берегах Нары, с благоговейным содроганием взирать будет на сии громады древних лет: пусть каждый просвещённый отец семейства с восторгом указывает их питомцам своим; пусть, раскрыв книгу бытописаний, напоминает им о днях мрака, бурь и треволнений, когда дым, пламень и кровь покрывали землю русскую, когда скорбь, рыдания и смерть были общим, круговым горем.

Пусть напоминает им о днях неслыханных битв, повсеместных ополчений и великих пожертвований. Пусть, с сердечным умилением, указывает опять эти же высоты, как места священные, где занялась первая заря свободы плененного отечества, где первый луч надежды, посланник небес, осветил сердца вернейших сынов России; где первое ура! известило бегство неприятелей и первая улыбка радости блеснула на лице полков. Пусть, наконец, представит им, сколь велик Бог, спаситель земли нашей, сколь твёрд был государь ее, сколь мужествен народ, сколь мудры полководцы и сколь храбры войска, истребившие неисчислимых врагов!..»

22 (10) октября в одиннадцать вечера главнокомандующий получил донесение генерала Дохтурова о движении Наполеона к Малоярославцу. Через день противники встретились у этого города. В сражении, происходившим на виду обеих армий, участвовала только часть корпусов: 6-й и 7-й со стороны русских, 4-й со стороны французов. Сражение было ожесточенным. Город восемь раз переходил из рук в руки. В конце концов он остался за французами, но русская армия по-прежнему преграждала неприятелю дорогу на Калугу.

На следующий день в обеих армиях ожидали генеральной битвы, считая, что она будет не меньше Бородинской. С восходом солнца 25 октября Наполеон сел на лошадь и поехал к Малоярославцу. Четыре эскадрона кавалерии, составлявшие его обычный конвой, не были вовремя предупреждены и запоздали. Наполеон ехал по дороге, загромождённой больничными фурами, зарядными ящиками, каретами, колясками и всевозможными повозками. Вдруг влево от него в отдалении показалось несколько групп, а затем целые массы кавалерии, от которой с криком, без оглядки бросились бежать одиночные солдаты и женщины, наводя панику на встречных. Это были казаки, налетевшие так быстро, что император, не понявший, в чём дело, остановился в нерешительности. Генерал Рапп, бывший в свите, быстро схватил лошадь Наполеона под уздцы и, повернув её назад, закричал: «Спасайтесь! Это они!»

Наполеон под Малоярославцем

Наполеон ускакал. Подоспевший в этот момент конвой выручил императора. Казаки скрылись так же неожиданно, как и появились, – увлекшись добычей, они проглядели императора.

Через полчаса после этого происшествия Наполеон продиктовал у бивуачного костра приказ об отступлении. «Мы шли, – говорилось в нем, – чтобы атаковать неприятеля, но Кутузов отступил перед нами, и император решил повернуть назад».

Странная логика: заставить противника отступить, чтобы затем бежать от него! К тому же в приказе опущена одна весьма существенная деталь. В нём «скромно» умалчивалось о том, что Кутузов не просто отступил, а отошел на дорогу, по которой Наполеон хотел прорваться в Калугу. Французский император лукавил, делал хорошую мину при плохой игре.

Аналогичной опасности подвергся в этот день и герой нашего повествования, всюду сопровождавший своего весьма рискованного начальника: