Оседлавшие Пегаса

Одним из очевидцев сражения стал генерал Вильсон – английский представитель при штабе Кутузова, будущий автор теории золотого моста, который якобы создал русский главнокомандующий для скорейшего отступления французской армии. 4 ноября он сидел в одной избе с Глинкой, который отметил: «В это самое время, как я пишу, генерал Вильсон, бывший личным свидетелем вчерашнего сражения, описывает также оное соотечественникам своим. Из Петербурга нарочный отправился с известием о сей победе в Лондон».

Случайный контакт между английским генералом и русским поручиком возник на эпистолярной почве – оба любили писать. Но писал Вильсон отнюдь не для рядовых граждан Великобритании. 4 ноября его адресатами были Александр I, лорд Кэткарт и лорд Б. Царю Вильсон сообщил о ходе сражения за Родину, полагая что тому приятно будет иметь сведения о происшествиях.

Лорду Кэткарту, послу Великобритании в Петербурге, было отправлено аж два письма. Содержание их аналогично первому («царскому»), но есть и весьма примечательное обращение к послу: «Партикулярно. Если вы можете способствовать удалению фельдмаршала Кутузова, то тем окажете великую услугу России и Европе. До тех пор, пока он будет командовать, мы никогда не сойдёмся с неприятелем: Он желает только видеть неприятеля, оставляющего Россию, утомлённого, но не уничтоженного. То, что уже сделано, исполнено без его ведома или приказания – то, что остаётся сделать, так же предпринять надлежит без его повелений».

То есть если не формально, то практически отстранить Кутузова от командования. Та же песня и в послании лорду Б: «Мы могли бы окончить войну при Малоярославце; могли бы взять и уничтожить одного похитителя престола и одного вицепохитителя и 50 000 человек при Вязьме, но фельдмаршал лишил Россию такой славы, а Европу такой выгоды».

Но кто эти «мы»? В 1812 году ни одного английского солдата на территории России не было, иначе они, конечно же, пленили бы Наполеона и его пасынка Евгения Богарне. Вот она британская «метода» – загребать жар чужими руками.

…4 ноября, в день освобождения Вязьмы, выпал первый снег. На следующий день он пошел сильнее, а 6-го поднялась настоящая метель.

Фёдор Николаевич немного задержался в Вязьме и затем должен был скакать тридцать верст, чтобы догнать свою часть. Он ехал вместе с генералом Вильсоном по дороге, обозначенной толпами людей и лошадьми Великой армии. Среди трупов ползали какие-то призраки, в лохмотьях, окровавленные, перепачканные сажей печей, трубы которых торчали на местах сожженных деревень. Голод, стужа и страх помрачили рассудок многих из них. Мутными глазами смотрели эти призраки на проезжающих путников и апатично глодали конские кости.

Вязьму Глинка оставил с надеждой на то, что её жители не забудут героизма солдат и офицеров русской армии, освободивших город. «Со временем благородное дворянство и граждане Вязьмы, конечно, почувствуют цену этого великого подвига и воздадут должную благодарность освободителю их города. Пусть поставят они на том самом поле, где было сражение, хотя не многочисленный, но только могущий противиться времени памятник и украсят его, по примеру древних, простой, но все объясняющей надписью: “От признательности благородного дворян сословия и граждан Вязьмы начальствовавшему российским авангардом генералу от инфантерии за то, что он, с 30 000 россиян разбив 50-тысячное войско неприятельское, исторгнул из рук его горящий город их, потушил пожары и возвратил его обрадованному Отечеству и утешенным гражданам в достопамятный день 23 октября 1812 года”».

Отступая, французы взрывали пороховые ящики, и дорога то и дело освещалась пламенем. В сторону от неё отряжались большие отряды, которые жгли уцелевшие деревни и грабили жителей.

Крестьяне, отвечая на зверства неистовствовавших захватчиков, создавали свои отряды для защиты от мародёров, которых они, по замечанию Глинки, называли миродёрами. Однажды Фёдор Николаевич увидел сцену, чрезвычайно позабавившую и его, и его спутника: крестьяне (даже дети) секли розгами французов, ползавших у их ног.

Впрочем, им ещё повезло. Но случалось и такое: «Шестьдесят голых мужчин, лежащих шеями на спиленном дереве. Прыгающие вокруг них с песнями русские, и мужчины, и женщины, ударами толстых прутьев разрубают одну за другой головы» (Р. Вильсон).

И тем не менее этот «наблюдающий» от Лондона говорил Глинке: «Война продвинула Россию на целое столетие вперёд по пути отцов и славы народной».

Позднее Фёдор Николаевич так изобразил народную войну в стихотворении «1812 год»: